Ольга Голотвина - Два талисмана

Похожая на палец скала была совсем близко. Девушка прошла несколько шагов, с опаской заглянула за изгиб ущелья.

На большом валуне стоял деревянный ларец с откинутой крышкой. Уже начало темнеть, но валун был достаточно близко, чтобы можно было разглядеть с закатных лучах блеск серебра.

— Почему не золото? — возмутилась девушка. — Вы бы еще мешок медяков принесли!

— Что собрали, то и притащили. Клади товар в мешочек, а потом изволь проверить, правильная ли вручена сумма.

Девушка поколебалась несколько мгновений, потом вернулась к свисающей веревочке, положила что-то в мешочек и поспешила, обогнув скалу, к валуну, где ждал ее ларец с серебром.

Мешочек с бесценным грузом только успел подняться по склону, как ущелье огласилось грохотом камнепада. Эхо заметалось меж скал, словно гром боевых барабанов.

Бранби осторожно, прячась за валунами, пробрался к отцу и сказал тихо:

— Порядок. И ее накрыло, и валун. А этот… с арбалетом… даже носа из-за камней не показал!

— Выжидает, — так же тихо отозвался Лабран, разглядывая добычу. — А может, и нет ее вовсе. Может, она все наврала, покойница-то… Подождем немного. Если он не высунется, не полезет хозяйку из-под камней вытаскивать, тогда и мы домой пойдем. А то как бы нам с нашим гостем не разминуться.

— А серебро, отец? В ларце ведь не только камни. Они же сверху серебром засыпаны!

— Бранби, ты не воробей, чтоб крохи клевать. Нас ждет такая прибыль, что про эти горстки серебра мы и думать забудем.

— А девчонка-то неужели без костра останется?

— Вряд ли. Вьямра будет ее искать. Наверняка старухины люди разберут завал… Говоришь, ты эту девицу в театре видел?

— Не в театре, а возле театра, на улице. Я с дружком мимо шел, а дружок говорит: гляди, вот она в «Двух наследниках» играла королеву. Жаль, что я сам вчера не сумел поглядеть. Красивая такая… Эртала, да…

Темнело. С моря поднимался ветер, волны трепали бороды водорослей на прибрежных валунах.

Девушка не пришла.

Напрасно Прешдаг торчал на ветру возле нижних ступенек, напрасно Ларш таился за камнями, чтобы не спугнуть девицу. Наконец оба признали, что они опоздали… или нанимательница и не думала приходить.

Ларш был в отчаянии. Зацепить ниточку, ведущую к волшебному перстню, — и понять, что она оборвана!

А рядом Прешдаг размышлял: как ему быть? Вроде он пришел к Спруту по его приказу, выдал нанимательницу, привел стражника на место встречи. Выполнил уговор? Выполнил.

Но господин же никого не изловил. Что искал — не нашел. А хочет небось показать Хранителю, как старался, ловил преступников. Вот и покажет добычу — циркача бродячего.

«Надо этому зверенышу еще кусок мяса подбросить», — прикинул укротитель.

Мяса так мяса, лишь бы не своего. Нельзя долго торчать в компании стражника: у Вьямры много глаз…

— Господин, — решился наконец Прешдаг, — когда мы с этой девицей по городу ходили, она в один дом зашла и долго там была. Хозяева знают небось, кто такая и где ее сыскать.

— Что же ты молчал? — вскинулся Ларш. — Веди меня туда скорее!

Прешдаг грохнулся на колени.

— Господин, все расскажу — но сам туда не пойду! Хоть убей меня на этом месте! Все равно меня срубят, беспременно срубят!

— Перестань нести чушь, вставай и пойдем!

— Господин, не пойду! Давай условимся: я расскажу, куда идти, а ты меня на время отпустишь.

— Да ты сдурел…

— Господин, дай досказать! Если б я хотел деру дать и цирк бросить — давно бы удрал, к тебе бы не заявился. Ты же видишь куда я от цирка? А если меня здешнее ворье срубит — труппа рассыплется. Они сейчас сидят на конюшне, господин, и гадают: жить им или помереть выпадет. Там дети малые, из них двое — мои. Там баба, что мне четверых родила, двоих мы с нею на костер положили — куда я от нее теперь? Отпусти, господин! Я ночь у фургонов побуду, пригляжу, чтоб бродяги наше добро не растащили. Успокою своих: мол, выпустят их скоро. И никуда от той конюшни не денусь, всегда меня там найдешь!

Слова укротителя тронули Ларша. В конце-то концов, этот прохвост действительно сам пришел сдаваться, спасая труппу. Никуда он не убежит от семьи. Если не отпустить его, может упереться и замолчать. А время дорого…

— Ладно. Говори, куда идти. А потом можешь отправляться к своим фургонам.

Прешдаг заулыбался до ушей:

— На Свечной улице… не на самой улице, пониже малость, на склоне. Крыша плоская… о, вот! Есть примета! Ставни красной каймой обведены!

У Ларша в ушах зазвучал голос стражника Алки: «Вон в том доме живет человек, которому я в охотку начистил бы морду…»

— Это где живет меняла Лабран? У которого сын в береговой охране?

Циркач едва не выдал себя изумленным восклицанием. Так господин уже знает про тот дом? Стало быть, он, Прешдаг, умно поступил: променял на ночь свободы то, что ему и так не принадлежало.

— Откуда мне знать, кто там живет… Так я могу идти?

Ларш поколебался. Дюжий укротитель мог бы оказаться подмогой в опасности. Хотя… Какая уж там подмога! Струсит да удерет. А он, Ларш, сейчас идет только на разведку. А если понадобится — кликнет стражников, что бродят с обходом.

— Ладно, иди. Если вздумаешь скрыться — со дна морского достану!

Прешдаг поднялся с колен и кинулся наутек, пока Спрут не передумал.

Но направлялся он не на пустырь за Галечной площадью, тут он стражнику соврал.

Нет, к фургонам циркач собирался обязательно вернуться. Но сперва, пока не стемнело совсем, он спешил в ущелье, где у его временной хозяйки назначена была встреча. Вдруг госпожа туда опоздала или покупатель позже заявился! Бывают же чудеса на свете! Тогда бы Прешдаг и поручение Вьямры выполнил, и со Спрутом поладил. И сумел бы вырвать отсрочку для спасения цирка!

Солнце еще не село, но на дно ущелья уже легли сумерки.

Две большие вороны, склонив головы набок, пристально оглядывали свежую осыпь: их заинтересовал клок яркой ткани, торчащий меж камней. Вокруг было тихо, лишь за скалами шумел прибой. Но осторожные вороны выжидали.

Наконец одна из них, тяжело взлетев, опустилась у груды камней, хрипло каркнула и уцепила клювом лоскут.

И в этот миг рядом камень ударил о камень, покатился вниз. Ворона, заполошно заорав, рванула в воздух. Ее товарки тоже поднялись с валуна.

Усевшись на краю обрыва, обе птицы встревоженно смотрели, как из каменной осыпи показалась исцарапанная рука. Камни пришли в движение, выпуская из плена девушку.

Сейчас Эртала не была похожа на королеву, что в блеске красоты произносила со сцены свой горький и гордый монолог. Окажись здесь кто-нибудь из недавних восторженных зрителей — не признал бы актрису в этой растрепанной, покрытой синяками и кровоподтеками девице в драном, испачканном платье.