Питер Бигл - Последний единорог

Жители Хагсгейта сидели на своих порогах (там, где их можно было найти) и рассматривали руины.

У них всегда, даже во времена изобилия, был вид бедняков, и казалось, что гибель всего состояния едва ли не принесла им облегчение, и уж, во всяком случае, они не казались обедневшими. Они не замечали Лира, пока он не подъехал к ним и не сказал:

— Я — Король. Что у вас произошло?

— Это было землетрясение, — сонно прошептал один из них, но другой тут же опроверг первого:

— Это была буря, норд-ост. Она разметала город в клочья, а ветер грохотал, как копыта. — Третий же настаивал, что над Хагсгейтом пронеслась громадная волна, белая, как цветущий кизил, и тяжелая, как мрамор; волна, поглотившая все богатство хагсгейцев, но не тронувшая ни одного человека. Король Лир слушал их, мрачно улыбаясь.

— Слушайте, — сказал он, когда хагсгейцы замолчали. — Король Хаггард умер, и замок его исчез. Я Лир, сын Хагсгейта, которого подкинули, чтобы не свершилось проклятие ведьмы, чтобы вот этого не произошло. — Он обвел руками разгромленные дома. — Несчастные глупые люди, единороги вернулись, единороги, на которых охотился Красный Бык. Вы это видели, но не хотели замечать. Это они разрушили замок и город, но вас погубили собственная жадность и страх.

Горожане сокрушенно вздохнули, вперед вышла женщина средних лет и с неприкрытым негодованием сказала:

— Прошу вашего прощения, милорд, но все это несколько нечестно. Что мы могли сделать, чтобы спасти единорогов? Мы боялись Красного Быка. Что могли мы сделать?

— Могло хватить одного слова, — ответил Король Лир. — Теперь поздно говорить. — Он тронул было коня, но услышал слабый вяжущий голос:

— Лир… мой маленький Лир… дитя мое, мой Король! — Молли и Шмендрик узнали человека, ковылявшего с распростертыми руками к Лиру, он шаркал и прихрамывал, словно он был старше, чем на самом деле. Это был Дринн.

— Кто ты? — властно спросил король. — Что тебе надо от меня?

Дринн хватал поводья его коня, мусолил бородой его сапоги.

— Да, ты не знаешь меня, мой мальчик! Конечно, откуда же? Разве я заслужил, чтобы ты меня знал? Я твой отец, твой старый, бедный, слишком счастливый отец. Это я когда-то зимней ночью оставил тебя на рыночной площади, предав в руки назначенной тебе героической судьбы. Как мудро я поступил, как горько мне было потом, и как горд я сейчас! Мой мальчик, мой мальчик! — Выдавить из глаз настоящие слезы он не мог, но из носа у него текло.

Не произнеся ни слова, Король Лир тронул поводья, конь его, пятясь, стал выносить его из толпы. Старый Дринн картинно уронил протянутые руки.

— Так вот что такое — иметь детей, — взвизгнул он. — Неблагодарный сын, неужели ты покинешь в несчастье своего отца, когда одно слово твоего ручного волшебника могло бы все исправить? Если хочешь — презирай меня, но то, что ты стал Королем, дело и моих рук, и ты не можешь этого отрицать. У негодяя тоже есть права.

И все же Король проследовал бы дальше, но Шмендрик, тронув его за руку, наклонился к уху.

— Конечно, это так, — прошептал он. — Но для него, для них всех эта история должна была бы окончиться совсем по-другому, и, кто знает, так ли печален такой исход? Вы должны стать их Королем и править ими столь справедливо, как того заслужил бы более храбрый и более верный народ. Ведь они часть вашей судьбы.

Тогда Лир поднял руку, и жители Хагсгейта, расталкивая друг друга, приготовились слушать. Он сказал:

— Я должен проводить моих друзей. Но я оставлю здесь своих воинов, они помогут вам отстроить город. Со временем я вернусь и тоже помогу вам. Я не начну строить себе замок, пока не увижу отстроенным Хагсгейт.

Жители Хагсгейта пытались упросить Шмендрика сделать все в мгновение ока с помощью магии. Но он ответил:

— Я не смог бы сделать этого, даже если бы мне приказали. Искусство магии имеет свои законы, непреложные, как времена года, как приливы и отливы. Магия однажды сделала вас богатыми, когда все кругом бедны. Теперь время вашего процветания закончилось, и вы должны начать все сначала. То, что было пустошью при Хаггарде, должно стать цветущим и плодоносным, но существование Хагсгейта будет столь же скудным, как и живущие здесь сердца. Вы можете вновь возделывать свои поля, засадить сады и виноградники, но они никогда не станут цвести по-прежнему, никогда… пока вы не научитесь радоваться им, какие они есть.

Он глядел на стоящих горожан без гнева, с жалостью.

— На вашем месте я бы завел детей, — сказал он, а потом обратился к Королю Лиру: — Что скажет ваше величество? Не заночевать ли нам здесь? Уедем на рассвете. — Но Король отвернулся от развалин Хагсгейта и помчался вперед так быстро, как только мог. Не скоро смогли догнать его Шмендрик и Молли, и долго скакали они потом, прежде чем остановились на ночлег.

Много дней странствовали они по земле Короля Лира, с каждым днем все меньше и меньше узнавая ее и все больше и больше восхищаясь ею. Впереди них стремительно, как пламя, неслась весна, одевая нагие сучья, деревья и землю, раскрывая так долго закрытые почки, прикасаясь к земле, как единорог к Лиру. Всюду на их пути встречались животные: от черного жука до медведя. Высокое небо, бывшее когда-то сухим и пыльным, как сама земля, теперь, словно земля, цветами, было усеяно птицами, которые сбивались в такие густые стаи, что день казался сплошным закатом. В пенящихся ручьях плескались, сверкая чешуей, рыбки, а полевые цветы, словно бежавшие из тюрьмы узники, ликовали на склонах холмов. Жизнь шумела во всей стране, и по ночам троим путникам мешал спать тихий праздник цветов.

Жители деревень приветствовали их сдержанно и чуть приветливее, чем тогда, когда Шмендрик и Молли в первый раз проходили этим путем. Только самые старые их них еще помнили весну, и многие подозревали, что бушевание зелени вокруг — это какая-то болезнь или вторжение неизвестных сил. Король Лир говорил всем, что Хаггард умер, а Красный Бык исчез навсегда, приглашал посетить его в новом замке, когда тот будет построен, и уезжал. «Потребуется некоторое время, чтобы они привыкли к цветам», — говорил он.

Всюду, где бы они ни останавливалась, Король объявлял амнистию, и Молли надеялась, что эта новость дойдет и до Капитана Калли и его веселой банды. Так и произошло, но, когда это случилось, вся веселая банда, за исключением самого Калли и Джека Трезвона, немедленно оставила зеленый лес. Все без исключения стали странствующими менестрелями и, как говорили, имели достаточный успех в провинции.

Однажды ночью все трое спали в густой траве у самой дальней границы королевства Лира. На следующее утро Король должен был проститься с Молли и Шмендриком и отправиться обратно в Хагсгейт.