С Алесько - Злато-серебро

— Вим — это кузнец?

— Да, мой муж. Который во мне уже семь лет души не чает. Как я в тебе когда-то.

Серп чуть было не вспылил. На языке вертелось: нет его вины в том, что Роза забивала себе голову всякими глупостями. Ей он не дарил ни сангрилов, ни лунных камней, ни других драгоценностей. Не прикасался в лунном свете. И уж конечно не говорил пустых слов. Но неожиданно в сознании всплыло свежее и яркое воспоминание о том, как заморочила его на чердаке Бледноликая Госпожа, и с губ сорвались совсем другие слова.

— Желаю вам счастья. Прости, если невольно причинил зло.

— Я никогда на тебя не сердилась, — женщина материнским жестом провела по волосам и щеке палача. — Только любила. А теперь люблю мужа, хвала Светлому Солнцу. Спасибо, что зашел, Серпик. Иначе я, глупая, по-прежнему сомневалась бы, сравнивала. Сегодня же схожу в храм, оставлю благодарственное пожертвование.

Серп кивнул на прощание, повернулся и пошел прочь.

— Убилайся, челный чалодей! — раздалось вслед.

Серп брел по улицам в сторону "Хмеля и шеста", погруженный в свои мысли. После встречи с Розой на душе неожиданно стало тяжело. Получается, он мог причинить кому-то зло совершенно неосознанно, походя.

Сестра Бризы, конечно, не имеет никакого отношения к палаческому ошейнику, да и ее кузнец вряд ли. По словам бывшей подружки, мужик давно в нее втрескался, а ведь ни разу даже не попытался набить чародею морду, как тот же Бурьян. Но он мог затаить обиду и отомстить по-настоящему… Нет, это уж слишком: подозревать простого кузнеца из бедного квартала в хитрых заговорах с участием поддельных Нетопырей.

Искать виновника несчастий среди заказчиков и вовсе бессмысленно. Серпилус не болван — портить собственную репутацию и лишаться дохода. Он всегда был вежлив и внимателен, какую бы глупость его не просили начаровать. В рамках разрешенного Госпожой и законами, естественно. А лиходеи в Регисе обращаться к нему не пытались.

И Серп стал мысленно перебирать всех своих девиц (вернее сказать, источники) на предмет родственных и прочих связей, но ничего существенного в голову не пришло. Оказалось, он и имен-то их почти не помнит. Только Роза и ее зловредная сестричка застряли в памяти, да еще парочка красоток, но те из-за вычурности прозваний. Иридия и Эльгева, особы весьма простых нравов, а имена — благородным впору. Впрочем, среди столичных продажных девиц такое не редкость.

Палач с досадой потер лоб. Воспоминания о приятном должны бы улучшить настроение, но куда там! Даже день, казалось, стал темнее, хотя до вечера еще далеко. Солнце не кажет из-за низких сумеречных туч ни единого золотого лучика. С чего это он затосковал по дневному светилу? Серебро Хозяйки ночи всегда было милее золотого сияния.

— Дяденька, купи иволгу! — вырвал из раздумий мальчишеский голос.

Серп оглянулся: чуть позади стоял мелкий пацаненок, в грязной исцарапанной руке маленькая тесная клетка, в ней с трудом умещается изрядно потрепанная, с потускневшим желтым оперением птица.

— И сколько же ты хочешь?

— Ползолотого! — без малейшего смущения заявил начинающий столичный делец.

— Пары медяков и то будет многовато, — хмыкнул Серп.

— Ну, дя-я-дя-я, — заканючил мальчишка. — Она знаешь как поет!

Чародей отлично чувствовал, что маленький паршивец врет. Эта иволга давно не пела, в ней и жизни-то оставалось едва-едва. Пацан, видно, отлично все понимал, ибо от предложения пяти медяков не отказался, поспешно сунул клетку в руки покупателю и унесся прочь.

Серп, будто очнувшись от сна, уставился на собственное приобретение. Ну и какого мрака? Ему что, одной Иволги мало? Потом тряхнул головой, осторожно вынул пернатую пленницу из клетки, бросив ненужное узилище на землю. Поднес замершую от испуга иволгу к лицу, дунул на головку, делясь силой. Птица тут же трепыхнулась, чирикнула, глаза живо заблестели, перья обрели прежние яркие краски.

Людей ночные чародеи лечили с трудом, тут Серпилус не был исключением. А вот животных и растения ему почему-то удавалось исцелять легко и успешно — цветок пламенника, который он заправил за ухо птахе в горах, неподалеку от избушки Кверкуса не увядал на удивление долго. Наставника эта способность ученика радовала необычайно, сам же Серп не считал ее полезной. Необычной, пожалуй, но зарабатывать лечением скотины ниже достоинства чародея. Хотя вернуть здоровье лошади или яблоне ничего не стоит. Вероятно, потому что бессловесные твари, в отличие от подавляющего большинства людей, внушают лишь приязнь.

— Найдешь дорогу в лес? Ну, лети, — Серп разжал руку.

Иволга задержалась на миг, цепляясь сухими тонкими лапками за палец человека, издала короткую мелодичную трель, расправила крылья и взмыла в воздух.

Палач проводил ее взглядом, потом мысленно обругал себя болваном. Вот что угнетало его после встречи с Розой! Мысли об Иволге, запрятанные глубоко-глубоко, но не изгнанные вовсе. Тут еще этот пацан подвернулся… Знак Госпожи? Если и так, птичка не пожелала обосноваться у него на плече, благополучно упорхнула, хвала Светлому Солнцу. А здесь, в Регисе, у него есть отличная возможность избавиться от златокосого наваждения. И Серп решительно направился в веселый квартал.

Выбрал черноволосую и смуглую, как Змейка. Если уж задумал избавляться от наваждения, нужно использовать самое действенное средство. Никаких белокурых, рыженьких или русых, только полная противоположность, веселая и бесстыдная.

Девчонка была хороша во всех отношениях, да и он лицом в грязь не ударил. Почему ж тогда золотистые ручейки силы оказались столь скудны? Еле-еле заполнили незначительно истраченный запас, он уже и отвык от такого скудного пайка.

— Тебе не понравилось? — спросил, когда женские стоны смолкли, и смуглянка, удовлетворенно выдохнув, прижалась потеснее, мурлыча какие-то нежности.

— Ты что, смеешься? Да я уж и не припомню, когда мне за деньги так хорошо было. Тут мне впору тебе платить, — хихикнула. — Девочки говорили, с постельными чародеями всегда сладко. Ты не из них?

— Нет, — соврал Серп.

После выбрался из жарких объятий, хотя девица откровенно пыталась удержать. Под конец даже предложила вернуть монеты, что он ей дал, но чародей посмеялся и ушел. Не докатился он пока до такого способа заработка, даже обретя ошейник, по-прежнему надежно спрятанный под платком.

На улице, вдохнув прохладный осенний воздух, Серп ощутил, что его страшно раздражает запах смуглянки, которым он, казалось, пропитался весь. Тяжелые приторные благовония, сандал и мирра, вполне соответствующие жаркой красотке, золотистое сияние на коже которой напоминало по вкусу сладкий едва ли не до горечи мед.