Мартин Гринберг - Дорога Короля

«Господи, и как только они узнали?» — мелькнула у Эрнеста в голове мысль.

Но тут он вспомнил, что ему говорила Элис насчет разговоров в людской и по всей деревне, и с огромным облегчением во весь рот улыбнулся.

— Огромное вам спасибо! Сегодня ведь у нас вечером пир? Вот там и встретимся!

А позднее, уже после того, как пожертвованная мистером Эймсом свинья была разделана, зажарена и съедена гостями, когда свою долю жаркого получили и все те, кому пришлось остаться дома, в том числе и миссис Гибсон с детьми, — уже после всего этого в темноте спальни Эрнест сказал Элис:

— А знаешь, по-моему, во второй свадьбе особой необходимости и нет.

— Вот как? — прошептала она, щекоча его шею теплыми губами.

— Ведь Ей-то известно, что мы уже женаты, верно?

— Угу-м-м-м… Именно поэтому я и удивилась, когда ты заговорил о второй свадьбе… А может, мы еще разок, а?..

— О да! Да!

И уже поздней ночью, перед тем как они впервые уснули в объятиях друг друга, предварительно решив не беспокоиться насчет возможных сплетен и обиды со стороны мистера Поллока или Тинклера, Эрнест вдруг задумчиво произнес:

— А все-таки это забавно!

— Что именно?

— До чего же тесна связь между тем, что видишь в далекой Индии, и тем, что вдруг обнаруживаешь у себя дома!

— Но что же здесь странного? — Элис приподнялась на локте, и простыня соскользнула с ее прелестной груди; лицо Элис смутно белело в неясном свете, лившемся из окна. — Разве с наукой не то же самое?

— В каком смысле?

— Нельзя ожидать, чтобы наука в целом остановила свое развитие только потому, что очередное открытие сделано в той стране, а не в этой, верно ведь?

— Да, разумеется.

— Ну вот, — Элис снова улеглась поудобнее, — и с религией так же… В конце концов, все мы люди.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, — твердо сказала Элис, — что кто бы Она ни была — та, которая стережет колодцы и родники Уэлстока и таким чудесным образом соединила нас с тобой, — это всего лишь еще одно воплощение того, кем являемся мы все: ты, я и остальные люди. И то же самое в Индии. Да и во всех тех бесчисленных странах и мирах, которые мы видим лишь в наших снах и мечтах. И вот в этих-то последних я, с разрешения Всевышнего, и предлагаю сейчас побывать. Спокойной ночи, милый!

Эрнест еще некоторое время лежал без сна, обдумывая ее слова, и наконец спросил:

— А как ты думаешь, примут ли нас местные жители — с такими-то воззрениями?

— Конечно. Пока мы вместе с ними будем почитать Хозяйку вод, — послышался сонный голос Элис, — им совершенно не о чем беспокоиться. Да и с какой стати!..

«А действительно, с какой стати им беспокоиться?» — решил Эрнест, и сомнения его тут же улеглись.

Новый хозяин Уэлстока, удовлетворенно вздохнув, уснул рядом со своей молодой женой.

Великий плач разнесся по всей земле: у королевы Селендайн пропал любимый арфист, и она взывала к помощи жителей севера, юга, запада и востока. Мы много дней мчались верхом сквозь дождь по раскисшей земле к месту встречи, в Триллиум, и снова нас стало пятеро. И уже впятером из Триллиума мы поскакали в Карнелейн, где в королевском дворце собрался, кажется, весь мир. Хоть мы и жили далеко от этих мест и не могли услышать, как играет ее знаменитый арфист, но и до нас долетали слухи о том, что каждое полнолуние Селендайн дарит ему перчатки из золототканой парчи и, согласно старинному обычаю, наполняет его уста драгоценностями. И вот, когда мы уже стояли в парадном зале дворца среди блестящих королевских придворных и слушали ее мольбы о помощи, Джастин, которая любит говорить загадками, шепнула мне на ухо:

— Скажи, что это такое: «Невидим он, но всюду слышен; как ветер быстр, да не имеет ног; многоязык и говорить умеет чудно, а вот лица лишен он, к сожаленью»?

— Ну, это легко, — еле слышно откликнулась я. — Слух.

— А слух, этот застенчивый зверек, нашептывает мне, что королева ценила руки своего музыканта не только за игру на арфе, да и уста его наполняла не только драгоценностями.

Я, в общем-то, и не удивилась. Селендайн дивно хороша собой как вблизи, так и издали; и красавицей она остается уже очень давно благодаря своей способности к колдовству, которую унаследовала по женской линии в результате одной весьма темной истории; а королева наша не такова, чтобы дать пропасть хоть одному из своих дарований.

Замуж она вышла должным образом и вела себя достойно — верно любила мужа, хорошо воспитывала наследников. А когда десять лет назад ее муж умер, она, будучи добродетельной женой, оплакивала его с той же умелой искренностью, с какой вступила в брак и взошла на трон. Она всегда умела держать нос по ветру, а то, как при дворе действовали серебро, пепел и золото, было и вовсе чистым волшебством.

Но когда мы подошли поближе и преклонили перед нею колени, я сразу поняла: тот арфист для нее — не пустая забава; он своими песнями сумел проникнуть ей в самое сердце.

— Вам пятерым, — тихо промолвила королева, — я доверяю больше, чем всем своим придворным вместе взятым. На вас я всегда могу положиться. — Глаза ее, зеленые, как листики чистотела (а ведь имя «Селендайн» и значит «чистотел»!), смотрели мрачно; тонкие морщинки, свидетельства затаенного страха и гнева, собрались у прекрасных губ. — Среди собравшихся в этом зале есть и такие — ибо я сама далеко не всегда вела себя достаточно мудро и сдержанно, — кому гораздо больше хотелось бы увидеть моего арфиста мертвым, чем спасти его.

— Знаешь ли ты, госпожа моя, где он? — прошептала я.

Она тоже перешла на шепот, так что даже я едва могла ее расслышать, а сгоравшие от ревности рыцари у меня за спиной изо всех сил навострили уши, тщетно надеясь уловить хоть словечко.

— Я искала его везде — смотрела в воду, в магический кристалл, в зеркало: ответ был один и тот же. Он в плену у Черного Тремптора.

— Ах вот как! Ну что ж…

Она наклонилась, чтобы поцеловать меня: мы с ней двоюродные сестры, хотя порой она относилась ко мне как к своенравной дочери, а я к ней — причем куда чаще — как к капризной и взбалмошной матери.

— Найди его, Анна! — Она так сказала это, что мы впятером тут же поднялись с колен и вышли из зала.

— Что она там тебе нашептала? — спросила Даника, когда мы уже садились на коней. — Она действительно сказала «Черный Тремптор»?

— Ш-ш-ш! Тише!

— Но это же гора! — удивилась Флер.

— Никакая это не гора, а ужасный злобный дракон! — огрызнулась Даника, и я злобно зашипела на обеих:

— Да тише вы! Неужели нельзя помолчать какое-то время или хотя бы не долдонить во все горло, куда мы направляемся, пока об этом не узнают все на свете?