Михаил Крюков - Еретическое путешествие к точке невозврата

От невесёлых размышлений Вольфгера отвлекли слова Августа:

— …и тогда барон Зиккинген…

— Простите, юноша, как вы сказали? Я немного отвлёкся. Не соблаговолите ли вы повторить последнюю фразу?

Август удивлённо посмотрел на Вольфгера.

— Конечно, господин барон. Я говорил, что мой отец принимал участие в кампаниях Франца фон Зиккингена, в том числе, в его последнем, печально знаменитом «Рыцарском восстании»….

— Вот как, любопытно… — сказал Вольфгер. — Дело в том, что много лет назад я встречался с Зиккингеном, но о Рыцарском восстании не знаю почти ничего, не могли бы вы удовлетворить моё любопытство?

— Наверное, будет лучше, господин барон, если вы поговорите с моим отцом, — сказал Август, — он боготворит Зиккингена и может говорить о нём часами. Я думаю, вы будете для него желанным слушателем, матушку его рассказы утомляют, и, хоть я помню их наизусть, зачем пересказывать то, что можно услышать из первых уст?

— Как себя чувствует ваш уважаемый отец? — спросил Вольфгер.

— Благодарю вас, господин барон, гораздо лучше, он уже встаёт, правда, далеко отходить от постели матушка ему пока не разрешает.

— Тогда испросите для меня позволения навестить вашего батюшку сегодня после ужина.

Вечером Август явился в столовую залу с лютней. Он не сел за стол вместе со всеми, а поместился отдельно на табурете, и, пока обитатели замка ужинали, развлекал их музыкой и пением. У парня оказался приятный голос, играл он хорошо, знал множество миннезангов, [64] Миннезанг (minnesang, старонем.) — рыцарская любовная песня. отдавая предпочтение чарующим волшебным сказкам из «Парцифаля» Вольфгама фон Эшенбаха. [65] Вольфрам фон Эшенбах — один из крупнейших эпических поэтов немецкого Средневековья. Всем было ясно, что играет и поёт он исключительно для Алаэтэли. Эльфийка с лёгкой улыбкой принимала неловкие ухаживания юноши, а фрау Ульрика хмурилась.

Наконец, ужин закончился, и баронесса Фюрстенберг церемонно объявила, что её супруг также завершил вечернюю трапезу и ждёт в своих покоях барона фон Экк. Август бережно положил лютню, взял подсвечник и предложил Вольфгеру провести его к батюшке.

Старый барон Фюрстенберг сидел в кресле у камина. Увидев Вольфгера, он поднялся ему навстречу, придерживая левой рукой полы халата. Барон оказался высоким человеком, сильно исхудавшим за время болезни, но ещё физически крепким. Сильное, тренированное тело, привыкшее к оружию и латам, пока сопротивлялось хвори. Усы барона задорно торчали, а светло-голубые, близко посаженные глаза были маленькими и круглыми, отчего создавалось впечатление, что на его лице застыло выражение детского удивления.

— Так это вы и есть тот самый целитель, которого я должен благодарить за спасение своей жизни? — спросил он.

Вольфгер поклонился.

— Благодарю, благодарю, господин барон, Ульрика мне уже все уши прожужжала, я ваш должник!

— Не стоит благодарности, — вежливо ответил Вольфгер, — мы, дворяне, обязаны помогать друг другу, не так ли?

— Истинно, истинно! — воскликнул Фюрстенберг.

Вольфгер заметил, что старый барон имеет обыкновение повторять слова.

— Однако должен отметить, что в первый раз за всю свою жизнь я встречаю целителя благородного происхождения, — заметил Фюрстенберг, вновь опускаясь в кресло и укрывая колени вытертой медвежьей шкурой. — Прошу вас, фрайхерр Экк, присаживайтесь, вот здесь будет теплее от камина, эта проклятая развалина — я разумею мой замок — никогда не согреется, никаких дров не хватает, кругом сплошные щели и сквозняки!

Вольфгер понимал, что в роли целителя он выглядит, мягко говоря, странно, но и объяснять, откуда, на самом деле, взялись его необычайные способности, он не собирался, поэтому просто понизил голос и, как будто открыл важную тайну, объяснил:

— Фамильный дар, господин барон!

— Редкий, редкий дар, — также понизив голос, покивал головой Фюрстенберг.

— Именно. И проявляется в нашем роду он нечасто, к тому же, способности к исцелению невозможно вызывать по своему желанию, поэтому заранее не знаешь, кого удастся исцелить. Я расцениваю его проявления как снисхождение Господней благодати, которая осеняет только достойнейших! В наших семейных летописях, которые ведутся уже не одну сотню лет, отмечен каждый случай такого исцеления, — продолжал вдохновенно врать Вольфгер, — и всегда, всегда исцеление приходило только к достойнейшим!

«Кажется, привычка повторять слова заразна!» — с испугом подумал он.

Старый барон, не вставая с кресла, сделал лёгкий поклон. Он изо всех сил старался выглядеть невозмутимым, но Вольфгер заметил, что стрела грубой лести попала в цель.

— Позвольте ещё раз поблагодарить вас, — церемонно сказал он.

Теперь пришла очередь кланяться Вольфгеру. «Мы похожи на китайских болванчиков», — внутренне усмехнулся барон.

— Как вы себя чувствуете?

— Как чувствую? А, ерунда, уже всё хорошо! Только вот Ульрика не даёт мне вина и мяса! Представьте, господин барон, она ссылается на ваш запрет! Да где такое видано?! Как может рыцарь оправиться от болезни без доброй еды и выпивки, скажите на милость?

— Потерпите немного, — улыбнулся Вольфгер, — вам нужно сначала немного окрепнуть. Если вы не будете соблюдать режим питания, болезнь может вернуться, а меня уже не будет рядом.

— Нечего делать, придётся попоститься, — вздохнул Фюрстенберг, — а что, вы уже собираетесь нас покинуть?

— Завтра проведу ещё один сеанс целительства, и, если всё пройдёт хорошо, а я уверен, что будет именно так, начнём собираться в дорогу, нам пора продолжать путешествие.

— Позвольте узнать, куда вы держите путь?

— В этом нет тайны. Цель нашего путешествия — Виттенберг, мы едем с посольством к доктору Мартинусу Лютеру по поручению его преосвященства Альбрехта Бранденбургского. А вот цели нашего посольства, увы, я вам раскрыть не могу, ибо связан словом.

— Слово дворянина — превыше его жизни, — важно кивнул Фюрстенберг. — Кстати, а как вообще получилось, что вы оказались в моём замке? Ульрика что-то мямлит….

— За это благодарите Господа и вашего сына. Господа — за то, что мы проплывали по Эльбе в нужное время, а Августа за то, что он перегородил реку цепью и выстрелом из пушки принудил нас причалить к берегу.

— Надо же, — удивился старый барон, — похоже, из мальчишки всё-таки может выйти толк. Я-то давно махнул на него рукой, всё бы ему на лютне бренчать, да слезливые миннезанги распевать. С какой стороны за меч берутся, не знает, латы носить толком не умеет, на коне сидит, как ворона на заборе!

— Ну, вот видите, сыновняя любовь свершила чудо, — заметил Вольфгер. — Боясь потерять любимого отца, ваш Август пошёл на поистине отчаянный шаг: ведь если бы мы решили вступить в бой, он с замковым мужичьём продержался бы против нас недолго. Но, к счастью, дело разрешилось миром.