Николай Ярославцев - Вождь из сумерек 3

-Почтенный Ровин! А ты куда?

И расхохотался, представив выраженье на лице гнома, комплекция которого была совсем не приспособлена для дикой скачки.

Снова зябко поежился и осторожно повел головой.

-Не кажется ли тебе, любезный друг, что за нами кто-то внимательно и настойчиво следит? – Почти беззвучно спросил он, полагая что эльф и так его услышит.

Принц, с завистью наблюдавший за скачкой друзей, завертелся в седле, осматривая окрестности.

-Не увидишь. – Услышал он тихий шепот, пробившийся в его мозг. – Включи третий глаз, как говорят наши доморощенные экстрасенсы.

Эльф поднял на него удивленный взгляд, но сообразив, медленно и сосредоточенно повел глазами. Теперь и ему показалось, что он ощутил на себе сосредоточенный ненавидящий взгляд.

-Кажется, ты прав, Слав. Но я никого не вижу. Может, вернем ребят? – Предложил он, даже не шевельнув губами.

-Одолжи-ка мне свой лук и беленькую стрелку.

Эльф чуть слышно вздохнул, но без слов выполнил его просьбу. Эльфийские белые стрелы и свой лук принц берег больше жизни.

Стас медленно, не привычно медленно наложил стрелу на тетиву и так же медленно повел луком по широкой дуге, выискивая цель. И вдруг неожиданно так, что принц не заметил его движения, выпустил стрелу, И стрела, тенькнув, скрылась в поднебесье.

Опустил лук на седло и застыл, прислушиваясь.

Эльф поднял голову, пытаясь разглядеть цель. Но так и не разглядел, исчезла и стрела.

-Что это было, Слав?

-Ты у меня спрашиваешь? Тогда спроси, что полегче. Думаю, что наш черный приятель. И не для того, чтобы поздороваться.

-А где стрела?

Эльф даже не пытался своего огорчения по поводу потерянной стрелы.

-С собой унес. При случае попросишь вернуть. Да, не бери ты в голову, Бодри. У тебя вон, сколько еще их.

Принц смутился.

-Так ты думаешь, он… - Принц неопределенно мотнул головой, – решил за нами понаблюдать?

Стас не стал торопиться с ответом. Уже без опасения внимательно прощупал всю округу, насколько позволяло его сознание.

Причин для беспокойства не было.

-Я же заглядывал к нему в гости пару раз – Наконец, отозвался он. – А он, как вежливый и воспитанный человек, разве мог не прийти к нам с ответным визитом?

Принц презрительно хмыкнул.

-Мог бы и постучать. Если воспитанный человек. – Эльф явно разделял его мнения.

-Растешь. – Стас широко улыбнулся и одобрительно кивнул головой. – Отвечаю.

Вздрогнул, словно под чьим то легким дыханием, язычок пламени свечи, забился, утонул в растопившемся воске, и погас.

Жрец досадливо поморщился.

Давно отвык оттого, что кто-то или что-то мешает его занятиям. Будь то человек или ночной мотылек. Вот он лежит, опалив крылья, рядом со свечей, перебирая слабенькими ножками. Никчемное и бесполезное создание никчемных и бесполезных богов.

Оторвал взгляд от, почерневшего от времени, пергаментного листа, по которому расползлись не понятные полустершиеся знаки. Для книги древний автор выбрал тончайшую человеческую кожу, мягкую и нежную, как … - запнулся в поисках точного сравнения, - как дыхание ветерка. А для этой книги выбрали кожу юной девственницы, а письмена выведены кровью ребенка.

Много, много лет затратил жрец на ее поиски. И чудом, по счастливой случайности, обнаружили ее его посланцы в, засыпанном песком склепе, на многометровой глубине.

Великая сила древних заклинаний вымершего народа, затерянного в глубинах вечности миров, таилась в этих таинственных знаках.

Много ночей провел он, склоненный над прозрачными листами, пытаясь разгадать их тайну. Но тщетно. Листы багровели, наливаясь кровью. Знаки вспыхивали огнем. Но тайна, как и прежде, оставалась тайной.

Бережно и мягко, страшась, заключенной в пергаменте силы, закрыл книгу. Сдвинул ее на край стола и откинулся на мягкую удобную спинку кресла.

Поднял ладонь, на кончике пальца вспыхнула искорка. И погасла. Жрецу уже давно не нужен был свет. Более того, он порой раздражал его своей назойливостью. Одинаково хорошо он видел, как днем, так и ночью. Но младшие жрецы исправно разжигали свечи по всему замку каждый вечер, и он не мешал им.

В узком, как бойница, окне тусклой бисеринкой повисла звезда.

Всегда одна и та же. На века.

Закрыл глаза, прислушиваясь к воспоминаниям, которые приходили к нему вместе с этой звездой. Или к невнятному бормотанию древней книги?

Сколько же тел пришлось сменить ему с той поры, когда он, студент университета, сын менялы и ростовщика был затащен вместе с двумя друзьями, мертвецки пьяным, на тот корабль? Как он назывался? Исчезло за ненадобностью из памяти его название. И даже имя капитана, воспользовавшегося простым и доступным способом пополнить свою команду за счет студентов – шалопаев, заблудилось в веках.

Проснулся под шум воды за бортом. Или звон крови в висках от дикого похмелья.

А потом только море. И два года абордажный палаш на кожаном поясе. И портовые таверны с грязными девками, разгульным пьянством, драками и поножовщиной. Одним словом, все, как у людей. Так, кажется, говорили люди в одном из затерянных окраинных мирков? Или еще скажут?

Почти два года бродил он на жалком суденышке. Давно сгинули его друзья. То ли в трактирной драке с ножом в боку, то ли в абордажной молниеносной схватке.… И ему была уготована та же участь, если бы не его умение вырезать остро отточенным ножом из матросских тел пули и наконечники стрел, зашивать раны обычной иглой и отпиливать за не надобностью плотницкой пилой раздробленные ядрами руки и ноги.

Кое-что от трофеев застревало в его матросском поясе или припрятывалось на черный день в сундуке.

Что-то такое было в его авантюрной крови, если не разу не пытался бежать во время стоянок.

Но удача рано или поздно должна была отвернуться от их корабля. И она отвернулась. Пробиваясь сквозь рифы и прибрежные скалы далекого материка, где можно было поживиться блестящими камешками, а при неудаче и просто живым товаром, за который на невольничьих рынках давали не плохую цену, суденышко не выдержало удара волн и распалось пополам, сев на скалу. А, может, рулевой ночью подкрепился ромом, чтобы скоротать вахту, и не рассчитал его крепости. Но как бы то не было, из всего экипажа уцелел он один. Волной его прибило к берегу. Очнувшись, он не один день питался сырой рыбой и тщетно, до рези в глазах, всматривался в морскую гладь за пенными бурунами, пытаясь отыскать среди волн спасительный парус.

А потом его нашли те, за кем они шли поохотиться.

Но не съели, не принесли в жертву своим жестоким богам. Что, впрочем, было бы справедливо. Они даже не ограничили его свободу, позволив болтаться целыми днями среди примитивных тростниковых жилищ, крытых пальмовыми листьями по всему селению. И при том не обращали на него ровно никакого внимания.