Александр Ялтыченко - Узники власти

-Спасибо большое, я буду очень внимателен и осторожен, - поблагодарил за оказанную услугу Элиффин.

Осторожно ступая, хранитель обсерватории удалился в открытый дверной проем. По затихающим шагам юноша определил, что старец направился вниз.

Маг принялся искать нужный ему том, что оказалось совсем не так просто, как это могло бы показаться на первый взгляд. Книги о кулинарии, искусстве, почвоведении и растениеводстве Элиффин не брал в рассмотрение сразу же. Наконец, его заинтересовал толстый, должно быть, исторический свиток, который он тут же вытянул и принялся читать.

Рукописное заглавие, филигранно выведенное четким курсивом гласило: "Первейшая история Вселмага".

Далее следовал короткий эпиграф, должно быть, авторский, выведенный мелким аккуратным почерком:

Четыре были от начала,

Четыре принялись творить,

Четыре, их судьба зачала -

Вселмагу сущность подарить.

За ним начинался сам текст. Несмотря на расплывчатость чернил, маг все же отлично разбирал витиеватый почерк летописца:

"Вселмагу было дано начало четырьмя себринами, сущими от начала, в эпоху Света, первейшую из всех. Имя первого из них - Сапиен и был он мудрее прочих, жесткость и твердость сопутствовали второму, имя которого - Доритерн, третьим был Ладрозар, сильнейший и ужаснейший, имя последнего - Верум, и был он блюстителем истины. Эпоху Света сменила эпоха Воды, подвластная Сапиену, который покрыл Вселмаг глубокими бескрайними морями. На смену ей пришла эпоха Земли, когда воздвигнул Доритерн земную твердь материка, от которой бессильно отступили могучие волны. Следом в права вступил Ладрозар, который зажег огонь внутри самой тверди земной. Последней из эпох себринов была эпоха воздуха, окутавшая Вселмаг одеялом облаков Верума, чтобы укрыть его от неживого холода и зноя.

Рожденный себринами, Вселмаг был прекрасен, но лишен дыханья жизни. Тогда сотворили себрины народы, и каждый передал им свои черты. Первым был Сапиен. Он простер руки над морями, и восстали из них прекрасные и мудрые гламарины. Жестокий, но твердый и справедливый Доритерн склонился к земле, и, сжав в руке немного праха, развеял его по ветру, когда же пыль рассеялась, первый человек увидел свет. Великий и ужасный Ладрозар, узрев людей, задумал превзойти Доритерна. Собрав немного праха от земли, скорее он направился к вулкану, воззвал к огню и яркий сноп взметнулся вверх. Земная кровь смочила прах, пустил его Ладрозар по ветру, и стали рядом маги-гордецы. Верум, последний из себринов не знал, что миру подарить, поднялся ввысь, сразил себя и в тот же миг, Вселмаг узнал, что есть добро, а что есть зло. И лишь его прощальная слеза, упав на землю, проросла могучим дубом.

Тогда народы порешили избрать из четырех великих одного и чтить его превыше всех. Пал выбор магов, гламаринов и людей на Сапиена.

Разгневался гордый Ладрозар, собрался уничтожить весь Вселмаг, но мудрый дух морей его разубедил, а сам с рассветом покинул смертный мир. Остались Доритерн и Ладрозар. Никто из них не пожелал пожертвовать собой, но каждый обрел дом в новом мире. Доритерн отправился на северо-запад, где в мерзлой толще Ледяных гор воздвиг он цитадель, твердыню извечную и нерушимую. Далеко на востоке, в кипящем жерле вулкана Золотой пустыни обрел свою обитель Ладрозар, где жил он много дней.

Увековеченные жертвенной мудростью Сапиена, гламарины обитали в воде, им не было дело до людских грез и страстей. Лишь далеко на юге, на нескольких островах архипелага построили они наземную обитель, ибо Сапиен их наградил дыханьем и над водой, и под водой. С тех самых пор в морях на крайнем юге блистает солнцем и морской волной град узких башен - Ансапиен.

На континенте жил лишь род людской и маги. Шли годы, сменяли друг друга века, люди разбрелись во все концы Вселмага и основали девять королевств. Плодились и множились дети Доритерна, строили свои города, деревни и твердыни. Но маги, творение Ладрозара от земли и огня, во многом были людьми, и облик их был не отличим. И хотя твердый Доритерн покровительствовал людям, а могучий Ладрозар - магам, род первых был многочисленнее, и маги в нем терялись. Разгневался однажды Ладрозар и запретил жить своим твореньям по соседству с людьми, но они ослушались его. Проклял их огненный дух, проклятьем страшным.

Стали маги смертными, как и люди, но не остыл его гнев. Отправился Ладрозар на Тихую равнину, где изверг снопы пламени на магов и людей, сжигая все вокруг. Разгневался Доритерн и поспешил он к Ладрозару, они сразились. Шла битва в облаках и каждый был могуч: блистали молнии, летели валуны, гремели сокрушенные скалы, разлетались языки пламени. Развоплотили в тот час они друг друга, и пали оба, а через миг растаяли. С тех пор, лишенные всякого образа, бессильно бродят по Вселмагу, мечтая обрести иную форму. Но память человеческая ничто вечно не хранит, история стала легендой, а легенда мифом, затерянным в преданьях старины...

Банофор Паритолис, летописец станфорский, первый день шестого месяца одна тысяча пятьдесят четвертого года".

Дальше свиток обрывался, но Элиффина смутило нечто другое: по дате, указанной на бумаге все вышеизложенное было написано шестьсот двенадцать лет назад. Отчего же тогда сам лист такой новый, словно не пробыл в библиотеке и сотой доли указанного срока.

-С этим пергаментом что-то не то, возможно историю переписали, а подлинник уничтожили, - предположил он.

На том же стеллаже, в запыленном углу лежала тонкая изорванная книга с едва читаемой обложкой: "Власть девяти".

-Девять...- прошептал Элиффин, пытаясь вспомнить что-либо значимое, связанное с этой цифрой, - ну, конечно же, девять силонов!

Странное дело, на первой странице была выведена лишь одна единственная строфа:

Кто сим владеет, тот повелевает,

А, кто лишен, не будет сожалеть,

Кому дано все то, что он желает,

Тому судьбой назначено прозреть.

Все остальные измятые и пожелтевшие листы, едва скрепленные ветхим переплетом, были совершенно чисты. Элиффин мысленно повторил про себя заветные строчки. Чем необходимо владеть, чтобы прочитать летопись? Быть, может, тем, о чем в ней говорится? Уверенным движением руки маг возложил на ветхую книгу девятиконечную звезду, и о чудо: медленно начали проступать неясные контуры букв, постепенно сливавшиеся во все более четкие слова и фразы:

Паря над бездной пустоты,

Без тени всякого сомненья,

Вышли на свет из темноты

Четыре духа сотворенья.

Вершили вместе, как один,

В средине черной, бесконечной:

Явился призрак белых льдин

На сотворенной тверди вечной,

Прекрасное светило дня

Сияло бледными лучами,

Покуда белая струна

Не порвалась перед очами.