Павел Буркин - Последний Храм

В отличие от пехотинцев с суши, Сагони не плутал. Это на суше в неопрятном кишечнике припортовых улочек можно заблудиться. Тут, на корабле, он нашел бы дорогу с закрытыми глазами. Уже поэтому сунувшиеся на корабль были обречены. И правильно — не служи негодяю, и ничего с тобой не случится.

Сагони уже собрался уходить, когда в голову пришла неплохая идея. Поборщившись от отвращения, он все же снял с головы убитого окровавленную медную каску, вывернул из мертвых рук алебарду. Когда он будет перебегать через помост на берег, его должны принять за своего вояки Теано. Иначе запросто снимут, как и сам он свалил мушкетера.

Сагони глубоко вдохнул — и по сходне бросился на берег, моля разом и Единого, и Лаэя, чтобы нехитрый маскарад сработал. Впрочем, бойцам Теано оказалось не до него: зажатые между взбунтовавшимися и только озверевшими от пролитой крови работниками и старой охраной, они отчаянно отстреливались. Увы, нынешний глава рода Теано оказался храбрецом. Оправившись от первой паники, стреляя из пистоля, он умудрился как-то построить своих. Отмахиваясь от наседающих алебардами, отстреливаясь из мушкетов и пистолей, они пробивались прочь с верфи, за их спинами оставался настоящий ковер из погибших и корчащихся в агонии восставших. Сами они потерь почти не несли. Внезапно Сагони понял, что произойдет, если их не остановить: более сильные и организованные прорвутся, донесут Клеомену — и тот бросит сюда добрый батальон, а то и полк. Восставших безжалостно перестреляют, линейный корабль возьмут под надежную охрану. Теано довершит задуманное — ведь все, кто готовы сопротивляться, полягут тут. А тогда, невзирая на свой талант, ничего не сделает и Лендгрейв, бессильна окажется и магия старых богов.

Были бы на корабле порох и ядра — было бы попроще: зарядил орудие картечью, а то и брандскугелем, выстрелил, и половины вражеского каре как не бывало. Увы, только что закончилась отделка, корабль еще даже не спустили на воду — разумеется, и боеприпасов на борту не было, а жерла пушек еще сияли девственной чистотой. Огромный корабль сейчас был безоружен и беззащитен, как вытащенный на сушу кит.

Пуля с визгом пронеслась над головой, вторая провизжала у самых ног. Сагони инстинктивно качнулся в сторону… и почувствовал, как узкие доски сходни выскользнули из-под ног. Под ногами разверзлась бездна, Сагони закричал, роняя алебарду, каска слетела с головы. А в следующий миг тяжело упал на что-то мягкое и мокрое — рубашка тут же прилипла к телу. Ударил в нос железистый запах крови.

Осознав, что жив, Сагони огляделся. Он умудрился упасть на убитого мушкетера. А вон и его оружие — мушкет почти не отлетел, даже не черпнул стволом земли. Если успеть его зарядить… Из пистоля до вояк уже не дострелишь, а вот из мушкета…

Как и вначале, Сагони глубоко вздохнул. Стремительным перекатом метнулся к мушкету. Ухватил тяжелый, пока еще холодный ствол. Свистнула над головой пуля — в сумерках и грохоте сражения не разобрать, чья. Еще одна высекла искры из камня по соседству. Но Сагони уже примостился за кнехтом, торопливо проверяя оружие. Ага, разрядить его мушкетер не успел. Сагони приподнялся над кнехтом, окидывая взглядом «поле» боя. Вон он, Теано. Командует, гад, а еще стреляпет, и неплохо стреляет. Если его свалить, стражники из спаянной и хорошо натасканной воинской части превратятся в толпу. Сагони прицелился в высокую, щегольски разодетую фигуру на коне.

На миг перекрыв звук боя, выстрел стегнул по ушам. Приклад ударил в плечо так, что на миг рука онемела. Хорошие мушкеты делают кешерцы — пробьют даже литую, кешерскую же кирасу, и за полмили срубят любого, только бы попала пуля. Разодетый всадник аж вылетел из седла, выбитый тяжелым свинцовым «орехом». Пистоль выпал из мертвой руки, сделал в воздухе неуклюжее сальто и со звоном упал на мостовую. Высекая искры, в кнехт звонко ударила ответная пуля. Сагони лихорадочно перезаряжал мушкет. Но в этот момент восставшие, наконец, добрались до вояк Теано, и бой превратился в лихорадочную свалку, где уже было не разобрать, кто, кого и зачем бьет. Стрелять в толпу было бесполезно: даже если попадешь во врага, неизбежно заденет и своего. А попасть в корабелов, благодаря которым появляются на свет корабли вроде «Брегги», темесцу хотелось меньше всего.

Подхватив мушкет (в конце концов, кроме пуль, можно воспользоваться и прикладом, да и штык оказался очень кстати), Сагони бросился на помощь. Но он опять не успел: без Теано они почти не сопротивлялись. Потому, наверное, и уцелели: побитые, разоруженные, лишившиеся форменныхъ треуголок, вояки гордой Темесы стояли на коленях, и мусор с грязных пристаней прилип к сукну камзолов. Над толпой победителей, у которых, похоже, было лишь несколько погибших, уже покачивались отобранные у военных кирасы, пики, пистоли и мушкеты. Толпа — какое-то подобие строя держат лишь охранники верфи. Ими предводительствует лейтенант Халкос. Тоже медарец, и тоже из сохранивших верность людей. Те, кто не сохранили… Вон они, валяются между штабелями досок. Или, побитые куда сильнее церковников, скрученные своими же ремнями, лежат в общей куче пленных. Им не позавидуешь — за Маргиада охраннички, пожалуй, поставят всех к стенке. Надо напомнить людям, что не время для расправ.

Сагони поднялся из-за кнехта, повесив мушкет за плечо. Тяжеленная железная дура била по ногам, и как их таскают военные? Сделал несколько шагов, готовый в любой миг рухнуть навзничь (кто их знает, еще пальнут сгоряча), навстречу толпе. Впрочем, теперь то была уже не толпа. Маленькое, но доведенное до отчаяния и готовое на все войско. Такие пойдут хоть за Морозини… Хоть за Мелиной, помоги ей ее богиня.

Восставшие заметили Сагони как раз вовремя, чтобы разглядеть в неверном свете факелов загорелое лицо. «Признали, вроде!» — с видимым облегчением подумал Сагони. Очень вовремя — нет никого опаснее вооруженного и испуганного штатского, и если бы ему сейчас всадили в живот пулю из трофейного мушкета… Теперь все будет как нельзя лучше, на верфях Сагони знает каждый второй, а кто не знает в лицо, уж точно слышал. Может, они и не в восторге от хозяина верфей, но по сравнению с псами отца Клеомена и Теано… Повесив тяжеленный мушкет за плечо, опираясь на подобранную подпорку для оружия, Сагони поднял руку в приветственном жесте.

— Слушайте меня! Я от Морозини!

Минутное замешательство. Все-таки, тут нет откровенных, готовых на все язычников, эти люди послушно ходят в церковь, соблюдают все предписанные посты и обряды. А ведь тут уже наверняка объявлена награда за его голову… А, была не была, поздно щели конопатить, когда по палубе рыбы плавают…

— Что уставились? — обманчиво-спокойно, даже весело произнес он. — Живой я. И Морозини живой. Альваро.