Павел Буркин - Сила Мира

Простенький амулет — обычный круг, служащий верхней гранью каких-то изящных, искусно отлитых буковок. Конечно, мои познания в аркотских языках не столь уж серьезны — на паре-тройке из них могу худо-бедно объясниться, но не более. Но не узнать знаменитое древнеаркотское «Ишкия каэ ратхэ Мирфэйни» — «Мирфэйном правит Любовь» — невозможно. Одна из древнейших мантр почитателей Исмины, или, как ее предпочитают звать в тех краях, Эшмини. Ничего не скажешь, сильная штучка: коснись ее какой-нибудь Младший Убийца, или даже Убийца, его бы спас только Владыка, если б захотел вытащить дурака…

Мне бы тоже мало не показалось, поэтому торопливо отдергиваю кинжал, позволяя цепочке с амулетом упасть обратно. Прикосновение холодного металла заставляет девчонку вздрогнуть и открыть глаза небесной синевы. Точно северянка: у нас таких отродясь не было. Хорошо, что тут царит вековечная тьма, проницаемая лишь для моих глаз: небритая, помятая, перепачканная копотью, кровью и землей рожа способна отпугнуть не только маленькую девочку.

— Кто… ты? — выдавливает из себя девчонка, все еще не отошедшая от пережитого при нападении духа ужаса.

— Левдаст, — представляюсь я, не подумав, что именами Палачей Лиангхара наверняка пугают детей… Хотя нет, едва ли: многие верят, что даже произнеся вслух имя любого из нас, могут накликать беду. К счастью, девчонка о нынешнем составе Палачей не слышала почти ничего.

— А меня Жаклин. Это… не вернется?

— Я прикончил его, — отвечаю сущую правду. Но Жаклин не верит.

— Он очень сильный, он кира Иоава… и маму… и папу… и братиков…

Тут я вспоминаю, что там, в святилище Исмины, во время исполнения священного танца, если Халила изображала Исмину, то партию Девяни исполняла средних лет женщина северной внешности. А главное, в детстве она наверняка выглядела так же, как сейчас Жаклин. Теперь ясно, откуда у девчушки талисман такой силы…

По детскому личику, оставляя на пыльных щеках светлые борозды, текут слезы. Сколько раз заставлял плакать, как детишек, здоровых мужиков на пыточном алтаре — и ничего, а тут вдруг зацепило. Словно крошечный, но острый стальной коготь царапнул по сердцу. У меня никогда не было ни жены, ни дочери, и даже когда спал с куртизанками, я тщательно следил, чтобы не осчастливить их потомством. Кровь Атаргов, если попадет в неподходящие руки, способна наделать таких бед, что лучше не рисковать.

И вот теперь, на старости лет, оказался в подземелье с малолеткой, у которой никого больше на свете не осталось. И что, премудрый Владыка, прикажешь с ней делать? Проще всего прикончить — благо, не первая, даже не сто первая. Но… Я внезапно осознаю, что как раз это сделать не могу. Не смейтесь, порой Палачи бывают такими сентиментальными, что просто диву даешься. Плата за беспощадную жестокость при выполнении заданий. Ладно, решаю я, выведу ее отсюда, а как до Ствангара доберемся, куда-нибудь пристрою.

— Вот что, Жаклин, — говорю, помогая девчонке подняться. — Твои все… того, — указываю на место побоища. — Ты одна тут точно пропадешь. Придется идти со мной, хоть я для тебя не лучший попутчик.

Мы идем по подземельям с их вечным мраком. И — впервые за последние двадцать лет (в аккурат с тех пор, когда я прошел Четвертое Посвящение и стал Убийцей Лиангхара) — это проблема. Меня-то Владыка наделил способностью находить путь и в абсолютном мраке. Но вот Жаклин… Малявка вполне может упасть в какую-нибудь расщелину, которую я вижу настолько отчетливо, что, боюсь, забуду предупредить.

Что делать? Не зажигать же Темное Солнце? Лиловое магическое пламя Лиангхара требует совсем немного сил, его трудно заметить с помощью магии, а света дает достаточно. Но как скажется магия Лиангхара на Жаклин? Ведь если она дочь исминианки, да еще жрицы, не исключено, что у нее Дар от храмовой богини. А на них наша магия действует так же, как и их магия на служителей Владыки. Самое меньшее, она заработает адскую головную боль и тошноту.

— Держись за руку и не отпускай, пока не остановимся, — советую девчонке, когда она, в очередной раз споткнувшись, чуть не расквасила нос о камень. Теплые, тоненькие детские пальцы вцепились в левую руку.

— Спаси тебя Исмина, — произносит девчонка. Я чуть не захохотал: уж меня-то Исмина бы съела с потрохами, имей она такую возможность. Как же — один из злейших врагов ее служителей. Интересно, девка что, не видит, кто перед ней?

И правда, не видит! Для нее вокруг кромешный мрак, черное безмолвие, а неизвестный попутчик — наверняка один из ксандефианцев, у которого тоже оказался сильный оберег. Насчет демона она мне наверняка не поверила, ну, и плевать: я же не соблазнить ее должен, а вывести отсюда, живой и по возможности невредимой.

— Сама-то ты откуда? — спрашиваю ее негромко, чтобы хоть как-то скрасить однообразие пути. Я не боюсь, что меня услышиа. Дозорные заклятия должны предупредить о появлении любого живого существа (тем более — любого порождения магии) на таком расстоянии, на котором подслушать невозможно.

— А вы?

— Из Марлинны. Остальное неважно, — буркнул я. Невежливо отвечать вопросом на вопрос, но мне ли говорить о вежливости?

— А я из Ствангара. Мать родилась в Саггарде…

Саггард! Знала бы она, что мы сделали с поселком на пару со ствангарской баталией… Перед глазами встает горящая деревушка, отчаянная схватка на улицах и у пристани. Поистине мир тесен…

— Это на самом севере поля Последнего дня? — уточняю, хотя уж я-то теперь знаю ее до последнего дома. Жаль, нельзя огорошить девку этим знанием, иначе встанет неудобный вопрос: «А что вы там делали?»

— Да. Мои родители кормились рыболовством: отец и другие мужчины села ловили рыбу, женщины ее коптили и вялили, зимой просто морозили, а потом везли в Марддар. Так мама и познакомилась с Храмом Исмины.

— Хорошо, а как вы здесь-то оказались? И давно ли?

Сейчас я прикоснусь к тайне, за которую Мелх, самое меньшее, может меня вчистую простить.

— Двадцать лет назад. Тогда мать приехала в Марддар на День Любви Исмины. Рыба в тот раз продавалась неважно, мы так и не успели до снегов. Снега-то у нас ложатся в середине Девятого… А зимой, в полярную ночь, путешествовать по Полю будет только безумный. Она осталась на зиму в городе. А весной… Весной приехала мамина подруга и сказала, что как раз когда нас не было, отец и дядя вышли в море — и не вернулись. Мать очень горевала, но возвращаться в Саггард смысла не было, ведь детей милостивые Амрита и Исмина ей не дали. Маму приняли в Храм, а потом оказалось, что она предназначена для служения Богине.

— Что это значит?

— Ну… У нее хорошо получались храмовые танцы, по крайней мере те, которым могли научить в Марддаре.