Павел Буркин - Сила Мира

Перехватив ее взгляд, Крейтон хрюкает от смеха и поясняет:

— Да, презабавное чудовище. Я и сам не раз тут бывал, а все равно смеюсь, как «кота» увижу. Наверное, ради него сюда и ходят… Впрочем, кормят тут недорого и неплохо.

— Надеюсь, — отвечает Сати.

— А я надеюсь, что сытно, — отзывается Аэлла.

«Полосатый кот» не обманул надежд ни Аэллы, ни Сати. Здесь подают запеченную на углях и страшно вкусную рыбу, выловленную в тихих заводях Венда, буквально тающую во рту, горячие лепешки и вдоволь отличного местного пива. Хорошенькая служаночка в весьма откровенном платье снует между посетителями — по большей части такими же веселенькими компаниями, как и они.

Служанка подходит, грациозно покачивая бедрами и при этом ухитряясь ничего не уронить с подноса. Крейтон ловко перехватывает тяжелое блюдо и ставит на стол, умудрившись на миг взять девчонку за руки. Служанка понимающе хихикает, бросает взгляд на рукава Крейтоновой рубашки, где под тканью перекатываются могучие мускулы. Сати обиженно прикусывает губку, но не произносит ни слова. Крейтону понадобился лишь один взгляд, как бы говорящий младшей жрице: «Ну и что, что я помог девочке? Мы ведь с ней даже незнакомы, а с тобой мы друзья».

Служанка ставит на стол крупный кувшин с вином и объемистые оловянные кружки. Крейтон, продолжая играть роль галантного кавалера, сноровисто разливает вино по кружкам. Более изысканной посуды тут, конечно, не водится, но всем пятерым ничего другого и не требуется.

— Что ж, — произносит Неккара, когда он закончил. — Я, конечно, не считаю, что это хорошая идея, но раз уж мы тут собрались… За возвращение. Чтобы сделать, что должны, вернуться всем обратно и вот так же собраться после в Эрхавене. И еще — за то, чтобы каждый не просто вернулся, а возмужал на той дороге, на которую мы вступили, и по-новому осознал себя частицей Храма… к тебе, Крейтон, это тоже относится, хоть твой Храм и другой. Чтобы все нашли на этом пути свою судьбу.

Тетрик и Аэлла осушают кружки одновременно. Они сидят напротив, взгляды направлены друг на друга. В мерцающем неярком свете масляной лампы танцовщица кажется, как ни странно, моложе, чем на самом деле, и гораздо красивее. Густые волосы окружают голову искрящейся бронзой, глаза таинственно сверкают, унизанные браслетами загорелые руки двигаются плавно и грациозно, малейшее из движений кажется частью красивого танца. А губы… Тетрик как-то вдруг осознает, какие они полные и яркие — на зависть той же злючке Сати.

По молодости лет он не понимает, что впервые взглянул на Аэллу как на женщину, а не приятельницу. А сама Аэлла слишком счастлива, чтобы быть еще и внимательной.

— Слышите мотив? — спрашивает она. — Идем потанцуем!

— Вот еще, — пренебрежительно дергает плечиком Сати. — Буду я еще плясать вместе с чернью!

— А я буду! — отзывается, подмигнув остальным, Крейтон и стремительным, упругим движением встаетиз-за стола. «Не скажешь, что он выпил пол-кувшина!» — думает Тетрик почти с завистью. Ему хватило бы и четверти, чтобы перед глазами все поплыло. — Канши, конечно, не садр, зато та служаночка наверняка им не побрезгует!

— Я лучше танцую! — возмущенно произносит Сати.

— А доказательства?

— Пошли, докажу!

И, вскочив из-за стола, как ошпаренная, пуладжийка идет на звук музыки. Крейтон отправляется за ней, но у входа чуть задерживается, оборачивается и посылает Тетрику и Аэлле лукавый взгляд. Мол, учитесь, как девчонок завлекать!

— А это мысль, — негромко говорит Аэлла. — Нек, следи, чтобы места не заняли, а мы с Тетриком пойдем разомнемся.

Тетрик настолько не ожидал подобного приглашения, что поперхнулся вином и закашлялся. Аэлла и не собирается применять столь сложные способы найти пару, как Крейтон. Она просто хватает юношу за руку и выволакивает из-за стола. Тетрику остается лишь подчиниться и отдаться на милость судьбы. И он подчиняется — с радостью, какую не испытывал с рошлогодней бойни в Эрхавене. Такого восторга не было даже когда к ним вломился Крейтон в запыленных, окровавленных доспехах, и сказал, что эрхавенцы и тавалленцы победили. Ведь тогда юноша участвовал лишь в начале боя, ощущения причастности к победе было слабее, чем прошлым летом в Эрхавене.

— Мы туда не пойдем, — вдруг произносит Аэлла, увлекая Тетрика прочь от площадки, где уже пляшут Крейтон и Сати. — Лучше во-он туда…

— Почему?

— Потому что та песня — из самого первого моего балагана. Называется — «Поверь». Послушай — пригодится…

Тетрик вслушивается. Мелодия, которую только-только начали играть музыканты, отличалается от громкого ритма, под который отплясывают Сати и Крейтон. Она проще — но в благородной простоте угадываются сдержанная сила и страсть. Песня не очень годится для плясок под луной посреди кипения ночной жизни. Но что-то она трогает в душах людей, и всегда находятся желающие услышать ее вновь. Улучив подходящий момент, Тетрик и Аэлла шагают на танцевальную площадку. Он приобнимает ее за талию, чувствуя тепло тела сквозь тонкую ткань платья, она кладет унизанные мерцающими браслетами руки ему на плечи, и они, улучив момент, встраиваются в плавный танец. Когда-то на эту песню ставили танец балаганщики, и Аэлла, тогда еще худенькая и большеглазая рыжая девчонка, не раз очаровывала им «почтеннейшую публику». Сейчас, впрочем, они просто кружится, как и остальные танцоры, поскольку танца Тетрик, конечно, не знает, да и нет в нем мужской партии. Прошло восемнадцать лет, но танцовщица не забыла ни мотив, ни движения, ни слова, и теперь уверенно подпевает: