Павел Буркин - Сила Мира

— А разве магия действует на драконов?

— Напрямую — нет. Но если, скажем, поднять в воздух камни…

— Или ядра, — злорадно усмехается Сати, поняв, что будет делать Воитель.

И мысленно добавляет: «Попробуй — получишь незабываемые впечатления…».

— Схватываешь на лету, — произносит Воитель Аргелеба, усмехнувшись. Сати присматривается повнимательнее, решив, что он что-то заподозрил, но Крейтон просто выказывает одобрение. — Умная девочка…

«Даже умнее, чем ты думаешь».

— Когда они пойдут в атаку?

— … но нетерпеливая, — вместо ответа произносит Воитель. — Как же они нападут, если вокруг такой туман? Вот рассеется, тогда будет жарко, пока нападать опасно.

— Опасно?

— Представь, что ты несешься к земле со скоростью, вдвое большей, чем галоп у лучшего коня. И несешься вслепую…

— Поняла.

— Ждем, пока рассеется туман…

День выдается на редкость холодный, промозглый и противный. Даже для Десятого месяца в этих, не избалованных теплом и солнцем краях. Завывает северный ветер, пригоршнями срывая и бросая в грязь желтеющие листья яблонь. Ветер принес свинцово-тяжелые тучи, плачущие мелким дождем.

Воины кутаюются в тяжелые плащи, месят сапогами непролазную грязь, но ругать дрянную погоду опасаются. Если бы туман рассеялся, низкие тучи улетели прочь, а робкое осеннее солнце поделилось с болотами последними отблесками лета, снова прилетели бы и чудовища… Наоборот, многие про себя молятся Аргишти, чтобы туман был погуще, а тучи — пониже.

Отец Богов словно слышит молитвы: только когда серый день перевалил за середину, туманная завеса ощутимо редеет, а в облаках мелькают просветы. В один из них врывается низкое вечернее солнце, ослепительно сверкнув после туманного полумрака и озарив всю деревню.

Почти никто из взглянувших в этот миг на солнце не замечает подвоха. Но Крейтон — замечает. Ловко прячась в блеске некстати появившегося солнца, к Экторну мчатся девять обманчиво-мелких черных точек.

— А мы заждались, — с нехорошей усмешкой говорит он Сати и вскидывает арбалет. Раздается хлопок тетивы, и болт с привязанной к нему широкой алой лентой взмывает в небо. По селу проносится мгновенное движение — поправляется наводка пушек, заряжаются арбалеты и луки, сержанты определяют упреждение и дальность до цели. — Вон они, родные. Гляди, Сатька…

«Я тебе не Сатька!» — злится пуладжийка, но молчит.

— Пошли в подвал — там пятидесятифунтовка, — добавляет Воитель, заряжая в чудовищный храмовый арбалет разрывной болт.

— Мы же ничего не увидим…

— Увидим, пушкари об этом позаботились. Чердак спалят в первую очередь, — «радует» ее Воитель и, кубарем скатившись по лестнице в подвал, приникает к амбразуре, сквозь нее видно крупный кусок неба. Сейчас для тавалленца не существует ничего, кроме боя, Сати, увидев это, не спрашивает: «Что там?». Рассекая крыльями предательскую синеву, стремительно приближается ровный треугольник. Только три дракона. Еще две тройки то ли заходят с других направлений, то ли готовятся идти вслед за первыми.

— Хорошо идут, сволочи, — бормочет Крейтон, и уже громче командует артиллеристам поправку.

— Угол возвышения сорок… Два пальца влево… Пли!

Пушка грохает так, что ненадолго Сати глохнет. По подвалу волнами плывет кислый пороховой дым, от него слезятся глаза. Из соседних домов отзываются другие орудия, по селу плывут клочья дыма, навстречу снижающимся монстрам взмывает стая увесистых железных болтов.

Передний дракон уже довольно близко, Сати видит короткие взбески искр там, куда бьют болты. Крейтон прав: арбалетчики могут нанести чудовищу урон, только если попадут в глаза.

Пушечные ядра летят быстрее, заметить их Сати не удается. Если они попадут, по крайней мере, самые крупные, могут и сбить одно-два чудовища. Увы, пушки не предназначены для стрельбы по столь стремительному противнику, да еще мчащемуся сверху, о прицельном огне не может быть и речи. Впрочем, Крейтон надеется, что если выстрелит много орудий, от всех ядер дракон не увернется. И, конечно, на заклятия, позволяющие нацеливать и еще больше разгонять самые крупные ядра.

Когда пятидесятифунтовое чудовище выстрелило, а ядро, которое не всякий смог бы просто поднять, взмыло в небо, Крейтон приводит в действие магию.

Самые эффектные чары — далеко не самые эффективные. Лучше всего годятся для боя те, которые можно сотворить быстро, где Сила не расходуется на бесполезные фейерверки, а вся вкладывается в удар, и главное — которые не трудно держать под контролем. Едва ли кто-нибудь, не владеющий магией, заметил, что большое раскаленное ядро вдруг полетело быстрее, а главное, изменило направление полета. Как раз настолько, чтобы врезаться в грудь уже увернувшемуся от ядра дракону.

Летят обломки чешуи и осколки ядра. Броня проломлена, но смертельной раны чудовищу ядро не нанесло. Ошалевший от боли дракон плюет огнем, но он слишком высоко, чтобы плевок оказался по-настоящему опасным. Драконья слюна вспыхивает копьях в двадцати над домами, обрушившись вниз дьявольским дождем. Жутко кричит арбалетчик, которому на одежду упало несколько смертоносных капель, вспыхивает неприбранная поленница возле одного из домов, но большего вреда удар не нанес. Крейтон уже «ведет» магией следующее, на сей раз двадцатифунтовое ядро…

И снова — попадание, на этот раз в крыло. Дракон ревет, отчаянно машет другим крылом, теряя высоту, но Крейтон стреляет из заряженного разрывным болтом арбалета. Взрыв под вторым крылом, дракон камнем падает на одну из изб поселка…

— Аэ, неси бинты! — голос целительницы тонет в грохоте орудий, стоне раненых, хлопках арбалетных болтов и резких, отрывистых командах лейтенанта, руководящего обороной лазарета. Но главное Аэлла слышит. — Еще парней несут!

Раны, оставленные чудовищной смесью, вызывают ужас пополам с тошнотой. Драконье пламя столь жаркое, что кое-где плавит броню, да вдобавок, прилипает ко всему, на что попадет, и горит на теле. Оно оставляет на телах черные раны, воняющие паленым мясом и мерзостью, кое-где прожигает до костей. А пару раз приносят таких, кто вообще превратился в груду дымящегося, обугленного фарша. Таким Неккара вкалывает обезболивающее и велит нести в соседнюю комнатку — вытянуть их смогла бы, разве что, сама богиня. Впрочем, раненых много меньше, чем вчера: дома служат надежным укрытием.

Подавляя страх, Аэлла выходит. Под мощными каменными сводами, под прикрытием пушки и взвода отборных арбалетчиков, более-менее безопасно. За храмовыми воротами, обитыми позеленевшей от времени медью, бушует смерть. Но здесь целительница, которая не может делать дело, а дело это — жизнь многих людей, ничем не хуже ее, которые иначе умрут в страшных мучениях. Они ей, конечно, не родня, но вот Неккара… У Аэллы с тех пор, когда на лесной дороге на балаган напали бандиты из Сатиного племени, не было друга ближе, и, наверное, не будет. Женщина изо всех сил наваливается на ворота и выныривает из спасительного полумрака наружу.