Роберт Сильверберг - Песни умирающей земли. Составители Джордж Р. Р. Мартин и Гарднер Дозуа

— Я дерзнул попросить чуточку больше сахара за то, что добывал Сарноду информацию о его врагах, — ответил один.

— Я посмел пролететь над озером тогда, когда он смотрел на него, — рассказал второй. — Дело было летом, меня разморило, захотелось скользнуть над водой и смочить стрекозьи крылышки.

— Не могу припомнить, за что меня изгнали сюда, — призадумался третий. — Но мне кажется, что жизнь здесь не сильно отличается от той, что была наверху. Мы умираем тут и умираем там, и хотя мы не можем увидеть солнце, но знаем, что оно тоже умрет.

Четвертый, предводитель, не ответил, а спросил сам:

— Куда ты держишь путь и зачем? И найдется ли у тебя для нас щепотка соли?

— Я ищу двух изгнанников, — ответила Т'сейс, проецируя всем четырем человечкам изображения Вендры и Гандрила, отчего те, по обыкновению своего народа, принялись быстро-быстро тараторить между собой.

— Один изгнанник нам известен. Женщина, — заявил предводитель. — Сколько соли ты нам дашь, если мы отнесем тебя к ней?

У Т'сейс радостно екнуло сердце, ибо ей вовсе не хотелось торчать здесь дольше, чем было нужно.

— Щепотка соли здесь оказалась бы с гору камней или же, если б я принесла ее с собой, стала бы ничтожно мала для обмена с вами, — ответила Т'сейс. — Придется вам довольствоваться принуждением в виде заклятья.

— Что ж, логично, — согласился предводитель, хотя голос его прозвучал не очень-то радостно, и стрекозьи крылья зажужжали громче.

— Так где мне ее найти?

Он рассмеялся и ответил:

— Она лежит в гамаке, который несут по воздуху четверо несчастных твк.

— Что за дурацкая шутка?

— Шутку, похоже, сыграли с тобой, — мрачно заметил предводитель. — Может, тебе следует искать не то, о чем ты думаешь.

— Последи-ка за полетом и доставь меня в безопасное место, иначе придется мне пустить в ход еще одно заклятье, — пригрозила Т'сейс, хотя ей не мешало бы приберечь дары Сарнода.

Свирепо улыбаясь, твк повернулся в седле и поднес к лицу Т'сейс зеркало со словами:

— В этом мире, куда изгнал нас Сарнод, мы повсюду видим лица друг друга. Может, в своем мире ты не удосужилась взглянуть на себя?

Услышанное было правдой, в чем немедленно убедилась потрясенная Т'сейс, — и как только она раньше не догадалась? — прежняя возлюбленная Сарнода оказалась как две капли воды похожа на нее саму. В таком случае выходило, что ее саму обманом отправили в забвение? Или поиски Вендры и Гандрила были взаправду?

— Не нравятся мне твои фокусы, твк, совсем не нравятся.

— Ночка-то темная, — заметил твк, — время идет, и, когда мы оставим тебя, заклятье ослабеет.

Слова злополучного сгустка оказались верными. Дутожаба была размером не больше человеческого кулака и восседала посреди обширной пустой пещеры, заляпанной темно-красными пятнами. Попахивало тухлятиной. Воображение Бесшумной Птахи рисовало ему существо огромное, как бронтозавр, и смертельно опасное. На самом же деле, если не считать светящихся золотистых глаз и сине-зеленой призмы на пупырчатой коже, Дутожаба выглядела вполне безобидно.

Бесшумная Птаха стоял прямо перед этим существом в своего рода храме пыли и сухого воздуха — невидимая тень против незлобивого врага.

Враг уставился на него.

Неужели он увеличился в размерах?

Или Бесшумная Птаха стал меньше?

Птаха шагнул в сторону от Дутожабы, но стоило ноге его опуститься…

КРА-А-А О-ОК!

…как его ударило и подбросило в воздух телом амфибии, которая вдруг стала совершенно громадной, и швырнуло об стену пещеры. В хрупкой груди Птахи перехватило дыханье. Да, он существовал одновременно в двух мирах, но все же ему было больно так, словно его пронзила сотня кинжалов. Упругая и при этом рыхлая плоть Дутожабы, воняющая застоявшейся болотной жижей, на несколько жутких мгновений удерживала его в этом положении.

Потом давление ослабло. Бесшумная Птаха бессильно шмякнулся наземь.

Очнувшись, он обнаружил, что Дутожаба восседает посреди пещеры. Амфибия снова уменьшилась и переливалась сине-зеленым и зеленовато-синим.

Теперь Бесшумная Птаха понял, откуда взялись на стенах пятна. Если б он существовал только в одном этом мире, он уже был бы мертв.

Как следует поразмыслив и придя в себя, он еще дважды попробовал миновать Дутожабу: один раз пытался тихонько прокрасться, второй — быстро промчаться без оглядки. И дважды амфибия, на которую не действовали заклинания, с победоносным кваканьем заполняла собой пещеру и давила Бесшумную Птаху. Он чувствовал себя словно мешок с песком, высыпающимся в дырку.

Согнувшись в три погибели, охромевший и потрясенный, он еще раз встал перед Дутожабой.

Терзаемый болью Птаха постарался максимально сконцентрироваться на втором своем «я», находящемся в Эмбелионе: ощутил себя средь лесов и волнующихся полей, меняющих цвет, подстраиваясь под небо. Там его жена и малолетний сын жили в домике на поляне в глубине леса, выращивали себе пропитание на огороде и считали себя счастливчиками, потому что ими не интересовались могущественные правители и колдуны, борющиеся за власть. Им не хотелось думать о том, что Земля умирает, они радовались, что живы. Кто мог сказать, сколько сейчас лет его сыну, появилась ли седина в волосах жены? Никто бы не признал в нем сейчас человека.

Не исключено, что когда-нибудь Бесшумная Птаха станет единым целым и воссоединится с семьей, но сперва ему надо было пережить этот миг.

Бесшумная Птаха все смотрел на Дутожабу, а Дутожаба таращилась на него.

— Интересно, ты можешь говорить, Дутожаба? Безмозглая ты или разумная? Неужели нет ничего, что способно сдвинуть тебя с места? — спрашивал Бесшумная Птаха, до дрожи боясь, что его слова вынудят жабу действовать.

Только Дутожабе до слов дела было не больше, чем до обстоятельств кабалы Птахи. Она смотрела на него снизу вверх и самодовольно квакала. Кра-а-о-ок…

Существо более прямодушное попыталось бы уничтожить Дутожабу молотом и сплясать на ее расплющенных останках. Но у Бесшумной Птахи такого оружия не было; он располагал только своей призрачной раздвоенностью.

Это навело его на мысль, что вполне реально по желанию расщепить себя снова, и это возможно благодаря тому, что знание о его Основном Разъединении всегда было с ним, словно незаживающая рана.

Приняв решение, Птаха застыл перед Дутожабой, а затем прыгнул сразу в две разные стороны — словно взметнулись два одинаковых крыла, между которыми не было тела. Как будто он решил умереть.

Дутожаба с невероятной скоростью увеличилась в размерах, недоуменно квакнула — каждым глазом она следила за разными Птахами — и вдруг исчезла.

Всадники-твк несли Т'сейс над равниной, покрытой битым стеклом. Вскоре она поняла истинную природу зеркал и то, почему давным-давно поблизости никто не живет. Каждый осколок запечатлел и теперь отражал события прошлого, игравшие и преломлявшиеся во множестве призм. За время путешествия Т'сейс видела простиравшиеся под ней сады Мазириана (об этом ей сказали человечки-твк), невозможно огромного и свирепого медведя-вурдалака Тхранга, а также Садларка, сражающегося с демоном Ундерхердом. Она узрела короля Кутта Сумасшедшего с войском волшебных монстров, башню Замороженной крови Колгхута и, что самое ужасное, вечно воспроизводимую на протяжении многих лиг сцену позорного грабежа Голиканом Кодеком Завоевателем народа Баутику и последующего возведения корчащейся пирамиды из человеческой плоти высотой в пять футов. Кроме того, сумасшедшее стекло внизу пестрело многочисленными отражениями ее самой: крохотными, а также громадными и жуткими. Она решила не обращать на них внимания. Через некоторое время обуявший Т'сейс ужас стал настолько сильным, что она уже не осмеливалась смотреть вниз, словно интерес был чем-то опасным для здоровья.