Елизавета Дворецкая - Лесная невеста. Проклятие Дивины

– А если бы он не был убит, то не смог бы и возродиться, чтобы возродить вместе с собою весь мир. «Ремеслом омелы» мудрые люди называют ту власть над жизнью и смертью, которой обладает Один. Круговорот смерти и возрождения в этой чаше отражен его радостной, земной стороной, поэтому, видишь, здесь в узоре руны Ингуз, руны Фрейра.

Вспомнив, что у нее тоже есть чем удивить гостей, Избрана послала за своим зеркалом. Увидев его, Хродгар издал восклицание.

– Тебе знакома эта вещь? – спросила княгиня.

– Эта – нет. Но я видел кое-какие вещи из той страны, где делают шелк. Они были очень похожи. Откуда это у тебя?

– Привезли торговые гости. – Избрана уже не помнила, кто именно доставил ей это диво. – Но мне говорили… да, говорили, что эта вещь имеет какие-то чудесные свойства.

– Об этом я ничего не знаю. Но за чудо сойдет уже то, что эти две вещи встретились за одним столом! – Хродгар кивнул сначала на чашу Фрейра, потом на бронзовое зеркало. – Они ведь, можно так сказать, принадлежат разным мирам.

Избрана попыталась представить расстояние, отделяющее Шелковые страны от Ётланда, и зажмурилась – сотни и сотни переходов через пустыни, степи, горы, реки, леса, моря, через десятки разных стран и государств, как очень развитых и богатых, так и совсем диких. Люди с одного конца никогда не попадут на другой, даже не знают толком, что там, на другом конце земли. А вещи едут себе и едут – десятки рук передают их, перегружая с верблюдов на лошадей, с лошадей на ладьи, обменивая на деньги и другие товары. И в конце концов доставляют туда, где простой предмет повседневного обихода становится осколком Того Света…

Невозможно было вообразить, что земля так велика и что ее противоположные концы, несмотря на отдаленность, все же могут как-то сообщаться. Голова кружилась от ощущения исполинских пространств, и почему-то просыпалось чувство гордости за неугомонного человека, который так мал и слаб перед огромностью белого света, но как-то умудряется его пересекать из конца в конец. А главное, зачем-то стремится к этому.

– Я бы хотела, чтобы ты побыл моим гостем, – сказала Избрана Хродгару. – Ведь тот, кто владеет чашей Фрейра, и есть конунг ётов, где бы он ни находился.

– По-настоящему умные люди это понимают! – Хродгар вдруг взял ее руку и крепко сжал. По его лицу, по глазам, слегка увлажнившимся после березовой браги, было видно, что он очень тронут, и у Избраны вдруг забилось сердце, как-то по-особому остро и гулко, отчего она смутилась и отвела глаза. – Я рад, что нашел здесь тебя, такие встречи не бывают случайными. Боги направляли мой путь.

– Да, – тихо подтвердила Избрана, сама не понимая, почему так волнуется. Между ней и Хродгаром было много общего – впервые в жизни она встретила мужчину, с которым ее сближали и происхождение, и судьба.

– И пока я не вернусь в Ётланд, я хочу остаться здесь и оказывать тебе ту помощь, которую в силах оказать.

– Я мало чем могу вознаградить тебя за такую дружбу, – созналась Избрана. – Но буду счастлива видеть тебя рядом.

В это время старейшина Умысл поднялся на ноги и торжественно откашлялся. Старшая жрица кивнула ему.

– Мы, люди плесковские, решили тебя просить, Избрана Велеборовна, – начал он, дождавшись, чтобы она тоже на него посмотрела. – Пока князь Вадимер в возраст не войдет – будь ты нашей княгиней и управляй нами, как боги и предки тебя научат. Что скажешь?

– Будьте мне верны, и я клянусь заботиться о вас, как о родных детях, – сказала Избрана, и почему-то вместо гордости и торжества сейчас чувствовала только любовь к этим людям и горячее желание принести им все то добро, которого они от нее ждут. Они дали ей не просто дом, приют и почет – своей надеждой на нее они дали ей драгоценное чувство нужности, и это, как оказалось, было для нее дороже самой власти.

– Да будет с тобою сила Рода и Макоши! – произнесла старшая жрица. – Завтра на заре мы снова разожжем огонь перед ликами богов, угасший в день смерти последнего князя.

К рассвету все уцелевшее население Плескова собралось в святилище Перуна – оно располагалось в трех верстах от города, на холме над берегом реки Промежицы. Здесь стояли два каменных идола в человеческий рост – Дажьбог с крестоообразным знаком небесного огня на груди и Перун, держащий в одной руке меч, а в другой молнию, опирающийся ногами на поверженного змея. Женщины принесли даже грудных младенцев, и немногие оставшиеся старики приковыляли, желая в свой последний выход из дома увидеть это – возрождение священного огня и рода плесковских князей. Хродгар и Хедин тоже пришли и стояли у входа на площадку, молчаливые и торжественные, как земные подобия небесных богов на страже белого света.

С первыми лучами зари две жрицы, оставшиеся снаружи, подали знак и запели. Твердята и Новина, стоявшие возле очага, подали Избране кремень и огниво. Обе вещи были очень древними, и Избрана взяла их в руки с таким трепетом, что едва могла удержать. Они принадлежали самой Светлине, дочери Крива, и с их помощью она разожгла первый огонь на пустом и безымянном тогда еще месте, где только предстояло вырасти святилищу и городу.

Дубовые дрова, щепки и береста уже были приготовлены. Избрана выбила несколько искр, осторожно раздула упавшие на сухую труху, и от волнения у нее перехватило дыхание. Было чувство, как будто она раздувает огонь новой жизни для целой вселенной. Наконец показался первый язычок пламени, по толпе пробежал вздох.

Когда огонь запылал, Твердята сделал знак, и два его сына вынесли меч в богато отделанных ножнах. Этот меч брал князь Волегость в свой последний неудачный поход, и его привезли назад осиротевшим.

– Вручаю тебе, Избрана, Велеборова дочь, священный меч Перуна, данный нам на защиту, врагам нашим на устрашение! – сказал Твердята и трижды провел клинком над пламенем жертвенника. – Освящаю его именами Сварога, Перуна и Дажьбога, призываю в него силу богов небесных и чуров родных! Призываю на тебя благословение Перуна и Макоши – да не погаснет огонь на священной горе, да живет вечно племя Крива!

Под радостные крики Избрана приняла меч и тоже трижды провела им над огнем. От возбуждения ей было жарко, и старинный меч не казался тяжелым. Священный огонь и меч плесковских князей вливали в нее такую силу, какой она не ощущала еще никогда. Она словно превратилась в дерево, уходящее корнями к подземным темным рекам и способное черпать силу самой земли. Она чувствовала себя древней Светлиной, пришедшей сюда, чтобы населить безлюдные просторы, пробудить к жизни все их богатства, наполнить своим потомством все пройденные земли. И пусть пока все ее подданные помещаются на этой площадке, пусть им предстоит еще не один трудный год, и немало трудов и опасностей ждет их впереди, но священный огонь горит и будет гореть, а значит, Плесков победил-таки зиму и впереди у него – весна.