Сергей Сезин - Лес на краю света

Михаил, беспокоясь за свое только что отремонтированное хозяйство, бывал в машинном отделении гораздо чаще, чем обычно, но время на беседу у него нашлось. Я хоть смог немного узнать о войне с эльфами и бунте сипаев помимо прочитанного в газетах.

«Сом» сначала поддерживал свои войска артиллерией, благо его главный калибр доставал далеко. Когда же выяснилось, что Пограничный захвачен сипаями, отряд кораблей пошел туда, но попал к шапочному разбору. Сипаи уже ушли из форта. Шло восстановление пострадавших построек, ну и контрразведка разбиралась, не осталось ли активных участников мятежа среди тех, кто убежать не успел. А Михаилу и его подчиненным выпало поднимать подорванные мятежниками сторожевые катера и вытаскивать погибших матросов из затопленных помещений. Катера лежали на грунте неглубоко, даже полностью не затонули, но опрокинулись на борт. Работа была адской, кое-как с нею справились. Прислали еще на подкрепление спасателей из Твери и Ярославля, кое-как подняли катера и потащили на понтонах на ремонт. «Сом» вернулся к артиллерийской поддержке, но она требовалась все реже, ибо эльфийские отряды сильно раздробились. Потом и вовсе прекратились стрельбы, но зато все чаще стали происходить поломки машин, в итоге пришлось почти полтора месяца перебирать их.

Подорванные сторожевые катера сейчас ремонтируются в Твери, но Михаил считал, что он бы один из катеров разобрал и построил заново, используя пригодные детали подорванного.

Впрочем, может, и удастся восстановить. Иногда проще получить средства на ремонт уже имеющегося, чем на новое, а оттого ремонт фактически является изготовлением заново.

Тут я подумал о превратностях войны. Вот артиллерист «Сома» честно отвоевал всю кампанию, но что он может рассказать о ней? Стреляли туда-то на такую-то дистанцию, столько-то залпов, с пятого залпа стало трудно дышать от пороховых газов, но стреляли, сколько надо. Упрекнуть себя не в чем… Но знает ли он, каков итог его стрельбы? Скорее нет, чем да. В итоге отвоевал кампанию, а не увидел даже одного врага. Хотя эльфам приходится тяжелее — на них и снаряды, и бомбы падают, а им и надежды нет увидеть тех, кто их убивает. Я в своем походе хоть и не в строю служил, но врагов живых и боеготовых видел и имел возможность даже в них пострелять. И артиллерист с «Сома» мне даже может позавидовать, ибо в боевых действиях я участвовал как бы активнее него, да и насмотрелся больше интересного, чем он…

Хотя в реальности все наоборот. Завидовать должен я. Но я не завидую, и то потому, что старше него и уже понял, что каждому в жизни положена своя ложка сладкого и своя ложка горького. И она от человека никуда не денется. А какая ложка больше из этих двух — это уже вопрос философский, то есть нерешаемый, ибо от человека по большей части не зависит. Его дело — достойно принять содержимое своих ложек и не роптать на вкус ложки, которая сейчас в него вливается.

В Твери меня ждали два неприятных известия. Первое — что мне приходила повестка на службу, а поскольку я не явился, моим отсутствием были очень недовольны. Формально-то я чист как голубь. По новому месту пребывания меня не извещали, и сообщения о мобилизации не сделано и не напечатано, то есть я даже не мог догадываться, что мне надо вставать под знамена.

Сделать мне ничего не сделали, поворчали — и все, но это явно где-то отложилось, не то в головах начальства, не то в личном деле. Нехорошо в нашем учреждении оставлять осадочек, ну да ладно, я ведь в генералы и начальники не рвусь, сильно беспокоиться о красоте личного дела не надо.

Вторая плохая весть была про кролика Масика. В августе стояла сильная жара, и у него не выдержало сердце. Утром его нашли уже мертвым. Видимо, я видел его в видениях неспроста, а именно в нужный момент, когда и наступила смерть. Жалко его. Хотя он для кролика уже стар, они вроде как дольше пяти лет не живут, а ему как раз пять с половиной. Родители Марины закопали его у меня в саду и установили на этом месте камень. Надо будет вспомнить разные старые заклинания и выжечь на граните про Масика нужные слова.

Дом опустел. Теперь я там один. А еще меня ждала работа. Надо было разгрести вопрос с дежурствами, которые я задолжал. Их было много, но не так чтобы уж совсем неподъемно, ибо в нашем цеху прибыло пополнение — недавний выпускник Академии. Вот на него и свалили все, что можно и не можно. Значит, теперь мне останется меньше, но тоже немало. Поэтому я сводил трех особо пострадавших от моих деяний в кабак, чем отчасти загладил принесенный им моральный вред. Остатки вреда были заглажены позднее.

Работы прибавилось не только по дежурствам. Народ истосковался и по моему лечению, а пить осенью поводов много, и грибы тоже пошли. Меня опять пригласили в Академию. После весенних и летних событий тверские власти взялись за закручивание гаек и поиски крамолы. Ну а под этим соусом и всякое другое происходило, вроде сведения счетов. С преподавателями из нелюдей стали разговаривать жестко — если хочешь преподавать, то будь любезен принять подданство. Припомнили кое-кому разные слова, высказанные невпопад о разных политических моментах, и попросили покинуть… Кое-кто пострадал за ленивое и неспешное выполнение контрактов с военными. Вот на место этого кое-кого и вернули в Академию Руслана Темирбулатова, а он, как прежде, меня туда переволок на страх юным аборигенским дворянам. Ибо я прославился как их злостный угнетатель. Вообще среди этой братии желающих учиться немного, большей частью они просто получают статусный знак в виде «поплавка», а между делом развлекаются вдали от мамы с папой. Поэтому там главная задача — добиться того, чтобы разгильдяи вели себя тихо и не мешали заниматься горстке энтузиастов. А это не так просто, поскольку баронские сыновья просто так не способны вести себя тихо и на замечания реагируют обычно дерзко. У меня на них есть секретное оружие: генеалогические таблицы и заметки моего покойного тестя. Там много чего написано, и разгильдяй-барончик может от меня услышать следующее: «В вашем роду, ас-Мид, было три представителя, носивших прозвище Дурной: Виттис Третий, сгоревший на собственной свадьбе, его двоюродный брат и наследник Энди и ваш прадед Телле, прославившийся инцидентом с гончей собакой барона ас-Серри. Продолжайте в том же духе, и вы будете четвертым».

Баронский сын, пылая лицом, валится на стул под хохот окружающих. Все, дело сделано, теперь они до перемены будут молчать и дадут мне работать с парой умных и прилежных ребят из них. На следующем семинаре кто-нибудь вновь подымет хвост, будет успокоен, и так далее, вновь и вновь… Обычно одного раза каждому хватает, но они стараются подначить кого-то из новичков, еще слабо знакомых со мною, чтобы вволю посмеяться над его посрамлением…