Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — император

— А то вы не знали?

Я передернул плечами.

— Нет.

Он хлопнул себя по губам.

— И зачем я брякнул? Теперь начнется… Ваше величество, что с вами?

Мы торопливо пробирались через зал, где стены постоянно меняют цвет, форму, покрываются то чешуйками, то изморозью, иногда свод понижается, с него начинают падать массивные глыбы, с тяжелым грохотом ударяются о пол и беззвучно рассыпаются в моментально исчезающую пыль.

Я ощутил себя крохотным и ничтожным в этом страшном и пугающем мире могучих технологий. Спинным мозгом смутно ощущал, что здесь что-то не то, сам звездолет громадный и чудовищно могучий, но что-то в нем средневековое, сродни этому грубому и юному миру. Ну не могут сверсущества летать на таких, это же слишком примитивно, это все-таки на телегах из галактики в галактику!

Карл-Антон засмотрелся так, что едва не упал на ровном месте, а я сказал с тоской:

— Нет, это не высокая магия!

— А что же тогда, — спросил он жадно, — высокая?

— Высокая, — произнес я, — это высокая… А здесь только могучая. Даже очень могучая.

Он спросил непонимающе:

— А есть разница?

— Огромная, — ответил я. — Интеллектуальное развитие филигонов застопорилось… На каком-то этапе… если не поймешь, то… почувствуй, у тебя же это развито?.. И вот продолжили усиливать и даже развивать то, что уже умели, понимаешь?

Он качнул головой.

— Если честно, то нет.

— Они уже не придумывали нового, — сказал я. — Они только усиливали… то, что уже изобрели. Делать крупнее и мощнее… это не делать лучше! Нет, конечно, это лучше, но это линейно… я говорю путано, но это не открытия, даже не изобретения, а так… наращивание мощи.

Я видел, как он старается понять, морщит лоб, даже кровь прилила к глазам, спросил с усилием:

— А что… можно иначе?

— Надо, — ответил я. — Надо. Господь повелел идти… При случае даже цитату из Библии подыщу, там можно найти все. Это как если бы мы, придумав лук, старательно пробовали и выбирали самые надежные тетивы, самую основу лука делали из дуба, потом из тиса… а наконец додумались делать составной, что еще лучше…

— Так это же хорошо?

Я проговорил медленно:

— Хорошо, но… понимаешь, можно лук совершенствовать до предела, но все-таки лук — оружие не просто сильных мужчин, а очень сильных… Понимаешь?..

— Нет.

— Но можно изобрести арбалет, — пояснил я, — из него стрелять может как слабая женщина, так и вовсе ребенок. Можно придумать что-то еще круче… Как-нибудь расскажу о пищалях… нет, наверное, все же не расскажу. Так вот у филигонов открытия случаются, как мне кажется, через озарения…

— Ваше величество?

Я проговорил с трудом:

— Озарения — это… как тебе сказать, у язычников древней Эллады и других королевств старого мира были озарения, и тогда точно вычисляли расстояние до Луны и Солнца, узнавали их массу и… многое другое. Наш христианский мир развивается иначе, в монастырях открыли метод научного мышления, это когда кирпичик к кирпичику, со ступеньки на ступеньку, все новое опирается на открытия предыдущего… такой метод дает просто стремительный рост научной мысли и прогресса. Прости, что так путано, я же своими словами, мудрецы говорят лучше. Дай нам всего тысячу лет, и мы догоним филигонов, что шли к своим вершинам миллионы лет! И легко обгоним.

Он смотрел потрясенно.

— Ваше величество!

— И каждый станет магом, — добавил я. — Только гораздо более могущественным, чем все нынешние.

Я умолк, он подождал и спросил опасливым шепотом:

— Ваше величество… у вас было озарение?

Я тяжело вздохнул.

— Намекаешь, что я скрытый филигон? Переодетый?.. Нет, я без копыт, хотя, признаю, они гораздо удобнее.

— Нет, — заторопился он, — я как бы…

— Предпочел бы, — ответил я, — чтобы озарение сообщило, как победить Маркус.

Козлоногие появились неожиданно сзади, словно воспользовались незримностью. Пятеро наших рыцарей, двое магов и все простолюдины пали в первые секунды, только Карл-Антон успел торопливо швырнуть в их ряды склянку с греческим огнем.

Свет ослепил, я рубился яростно, сэр Тамплиер и Сигизмунд молча рубят, возвышаясь, как два слона в стаде овец, их длинные мечи оставляют кровавые пустоты как впереди, так и по бокам.

Но филигонов здесь масса, напирают, размахивают лапами уже вслепую, а мы хоть и рубим, но начали пятиться, отступать под напором.

Мы устлали их телами весь длинный коридор, но мы все отступали и отступали, поднимаясь по наклонному ходу'. К счастью, здесь не знают ступеней, иначе не только я спотыкался бы и падал, а здесь достаточно споткнуться только один раз.

Упал лорд Робер, рядом страшно ударился о металлическую стену сэр Горналь и умер мгновенно, сплющенный так, словно попал под пресс.

Тамплиер достал мечом убийцу, развалив пополам, но на Горналя только бросил взгляд и покачал головой.

— Мертв.

— Мне тоже не под силу, — признался я. — Отступаем, нас все равно теснят наверх.

У сэра Кенговейна голова словно взорвалась изнутри, но мгновением спустя я заметил залитую по самое плечо красной кровью руку филигона.

— Огонь! — крикнул я.

Из-за моего плеча вылетала склянка и одновременно прозвучал отчаянный крик Карла-Антона:

— Последний!

Я метнул молот в то же мгновение, как вспыхнул слепящий даже для нас свет. Филигоны ухватились за глаза, а молот пронесся до противоположной стены, разбивая их тела, словно бурдюки с оранжевой кровью.

Последних козлоногих, что все еще слепо перли вперед, не догадываясь, что лучше удрать, срубили Тамплиер, Сигизмунд и Боудеррия.

Мой начальник внешней разведки сидит прямо на полу, молча зажимает рану на плече, Альбрехт на ногах, хотя и подошел, сильно хромая.

— Уже скоро, — сказал я измученным голосом, кладя им руки на плечи, — держитесь, вы же настоящие, Господь в вас верит…

Они перевели дух, чувствуя, как в их ослабленные тела вливается сила, я отнял ладони и оглянулся на Боудеррию. Тамплиер поддерживает ее под локоть, галантность не в его стиле, явно что-то залечивает неистовой воительнице, Сигизмунд тяжело опирается на меч, то ли устал до предела, то ли сам заращивает свои раны.

Я не успел сказать слово, из металлической стены вышли блестящие, как ртуть, крупные существа с нас ростом, но впятеро массивнее, прошли через зал, в противоположной стене узкая щель, кисть руки едва ли пройдет, но там сузились и втянулись быстрее, чем капли дождя в рыхлую землю.

— Что это за существа? — прошептал за моей спиной Карл-Антон.

— Почему нас не тронули? — спросил Сигизмунд наивно.

Меня трясло сильнее, чем их, уж я-то понимаю, что это вообще нечто невообразимое, может быть, сгустки времени или довремени, а может быть, простые симбионты-паразиты, как в наших телах большинство бактерий, хотя вполне допустимо, что то и другое одновременно.