Анна Чеблакова - Смерть волкам (СИ)

Мордрей вскочил на ноги с рёвом, и Октай понял по его взгляду, что сейчас его убьют, если не хуже. Но тут Морика хлопнула ладонью по столу.

— Пока хватит, — произнесла она сухим, как бумага, голосом. — Отойди от него, Мордрей. А ты, раз уж начал говорить, так и продолжай.

Челюсть у Октая всё ещё горела от боли, и когда он заговорил, прерывающийся от гнева голос звучал невнятно:

— Я пришёл, чтобы посмотреть на тебя.

— Как те люди, которые живут в твоём сраном Станситри, — скривила рот Морика. Губы у неё были сухие и такие тёмные, словно вся кровь в них запеклась. — Они все приходили посмотреть на меня и остальных, когда Лантадик Нерел нас поймал. Ты знаешь, что с ним случилось?

Октай пожал плечами, и его руки от этого движения заболели.

— Его пристрелил его собственный щенок, — осклабилась Морика, — и потом мы порубили его на шашлык и спалили дотла. Мы зажгли огромный костёр, и в лесу весь день пахло жареным мясом.

Этого Октай не знал. Лантадик Нерел как-то приходил к ним в школу на открытый урок, рассказывал, как победил оборотней. Он сидел за одной из парт, сцепив в замок узловатые пальцы рук, и говорил глухо, сдавленно, словно роняя слова. При этом он глядел на собственные сапоги, а если поднимал взгляд на кого-то из ребятишек, те быстро отворачивались. Какая ужасная, уродливая и жалкая смерть… Ему оставалось только надеяться, что оборотни не видят, как сильно он потрясён.

— Суки, — выговорил он. — Суки, вот вы кто.

— Госпожа, — сказал Мордрей, не отрывая взгляд от Октая, — скажи слово, и он перестанет тебе грубить.

— Какой храбрый щеночек! — оскалилась Морика. — Когда же тебя обратили, Октай?

— В 2003 году. Зимой. В феврале, — ответил Октай, не видя смысла врать.

— Февраль 2003-го, Станситри… Помню, тогда один из наших пробрался в город — уж очень сильно ему захотелось мясца. Можешь быть спокоен: этого парня уже нет в живых. Его зарезали в драке.

— Жаль, что меня там не было, — сказал Октая, сжав кулаки так, что ладони заболели от воткнувшихся в них ногтей. — Я бы не дал ему умереть… сразу.

Морика явно раздражалась. Октай не знал, чего ждать от этого — ему оставалось только надеяться, что от злобы она поглупеет.

— Вы зря схватили этого парня. Лучше его отпустить, он тут ни при чём. Я сам напал на Длинноту. Я только разок ударил его, и он тут же отключился. А когда он пришёл в себя, я велел ему привести меня к тебе. Он попытался перехитрить меня — но вот теперь у него нет кожи на руке, а я здесь.

— Да, ты здесь, — усмехнулась Морика, — ты здесь, в моём плену, со связанными руками, среди волков, которые сразу убьют тебя, если я им скажу. Много ты надеешься сделать один, щенок?

— Немного, — честно сказал Октай, — но я не один.

На секунду Морика как будто опешила. Потом её серое лицо медленно покраснело — пятнами, как будто кто-то раздавил на нём несколько ягод земляники.

— Что это значит? — медленно произнесла она.

— Там узнаешь, — отозвался Октай. Мордрей хрустнул кулаками. Морика продолжала смотреть на молодого оборотня, её неподвижное лицо продолжало заливаться земляничным соком, взгляд не обещал ничего хорошего.

— Среди моих волков есть предатель? — холодно спросила она. Октай пожал плечами, и это движение отдалось болью в его стянутых верёвкой запястьях:

— Я не знаю. Да мне и без разницы. Может, и есть — я думаю, не очень-то они тебя и любят.

— Моя госпожа, — прорычал Мордрей, сжигая Октая взглядом и сжимая рукоятку своего ножа, — позволь мне убить его, прошу!

Морика не отреагировала. Она подалась вперёд, её бурые, цвета гниющих листьев, глаза сверкали:

— Ты связался с ищейками из Тенве? Они знают, что моя стая здесь?

— Твои волки расхаживают по улицам, как будто они у себя дома. Один из них даже заходил в кабак. Никакой осторожности. Если люди пока ничего не понимают, то звери и птицы их чуют.

— Мои волки не появляются в Тенве днём! — Лицо Морики перекосилось от гнева, она уже сама не понимала, что выбалтывает Октаю нечто такое, чего он знать не должен, что она подтверждает все его догадки. Он с трудом спрятал усмешку — ему было сейчас страшно, очень страшно, но в то же время он ещё никогда не чувствовал себя таким храбрым.

— Кто ты такой, чёрт возьми? — тихо и яростно спросила Морика. — Кто тебе помогает, мелкий урод? Я выколю тебе глаза, если не скажешь!

Октай издал ей в лицо несколько коротких смешков, похожих на лай молодого пса, ещё не успевшего полностью выйти из щенячьего возраста.

— Ты уже ослепила кое-кого, — насмешливо промолвил он, — вот только этот кое-кто оказался крепче, чем ты думала. Если хочешь знать, зрение можно вернуть.

Мордрей перевёл непонимающий взгляд с бледного от гнева Октая на Морику, и, к своему удивлению, увидел, как по лицу атаманши пробежала слабая тень испуга. Октай язвительно усмехнулся: он тоже это увидел. И эта усмешка окончательно вывела Морику из себя.

Самое страшное в Морике было то, что даже в гневе она не кричала и не лезла драться, а сохраняла то же ледяное спокойствие, за которое её ценил Кривой Коготь — вот только подходить к ней в этот момент не рекомендовалось.

Она медленно поднялась на ноги. Октай почувствовал дикое желание отступить назад, и лишь огромным усилием воли он удержал себя на месте. Только сейчас он осознал, насколько же она сильна — не физически, а как вожак, как авторитет. Одно её слово — и его заставят пройти через те же мучения, на которые обрекли Веглао, а может быть (от этой мысли Октай поледенел), примутся сначала за этого Рэйварго, который виноват лишь в том, что случайно оказался рядом с подонком Швом… Если начнут мучить невинного человека, Октай наверняка не выдержит.

— Разожги огонь, Мордрей, — приказала она.

Спустя несколько минут над кромкой ведра с углём закурился дымок, Мордрей направился к Октаю. Мальчик стрельнул глазами по сторонам — отступать было некуда. Мордрей схватил его за плечи и потащил к ведру. Октай сопротивлялся изо всех сил, но противник был выше и сильнее его. Он без труда повалил Октая на колени и, держа одной рукой за волосы, второй за верёвку на руках, резко наклонил его лицом к огню. Нестерпимый жар обжёг лицо. Октай ощутил, как его кожа нагревается от огня. Он заскрипел зубами от боли и рванулся в сторону, но Мордрей только сильнее толкнул его в затылок. Октай закричал, когда волоски на его бровях и в носу затрещали и зачадили. Он замотал головой так бешено, что ударился виском об обугленную палку, торчащую из огня. От удара она раскололась, раскалённая пыль обожгла лицо, заволокла ухо. Октай и до этого держал глаза зажмуренными, а теперь тьма вовсе стала непроглядной.

Он потерял сознание, а когда очнулся, то понял, что лежит на земле рядом с ведром. Крик звучал в его ушах, надрываясь рыданиями, но это был не его крик. Это был крик Щена.