Тэд Уильямс - Грязные улицы Небес

— О Боже, — прошептала она.

Телевизор был все еще включен. Какой-то визгливый персонаж провизжал с экрана:

— Но как Робочоп справится с этим? Разве его клинки не затупятся?

— Если они затупятся, — ответил телепродавец с австралийским акцентом, — мы поменяем их! Абсолютно бесплатно!

Эта фраза была встречена продолжительным шквалом смеха и аплодисментов. Я перекатился на бок и погладил плечо Каз. Она лежала, отвернувшись от меня — стройная спина и беззащитные ягодицы. Но когда я прикоснулся к ней, она оттолкнула мою руку.

— Не надо.

— Каз, поговори со мной.

Она сердито повела плечом.

— Не нужно разговоров. Я серьезно, Бобби. Мы оба знаем, что ты скажешь мне. Что я коварная шлюха, разбившая твое сердце. Давай пропустим предварительный допрос.

Я крепко схватил графиню за руку и, пресекая все попытки вырваться, повернул ее к себе. Несколько секунд она продолжала отворачиваться от меня. Затем Каз, сдавшись, повернула ко мне лицо, о котором я грезил днями и ночами. Капли пота сияли на ее щеках и бровях, но глаза, смотревшие на меня, были сухими и холодными.

— Не задавай мне вопросов, потому что ответов не будет, — сказала она. — Мы с тобой неплохо провели время, однако вечная любовь между нами невозможна. Никаких миллионов лет совместной жизни. Так что забудь об этом. Я пришла к тебе только для того, чтобы сообщить важную новость.

— К черту все новости!

Я сел. Она лежала на спине — такая хрупкая и беззащитная. Но ее слова еще больше распалили меня. Она была здесь, рядом со мной, и говорила, что мы не можем оставаться вместе. Я старался прорваться сквозь красное облако ярости, которое грозило породить новую ссору.

— Я не верю, что наши отношения ничего не значат. У меня были никчемные связи, и я знаю, что у нас все по-другому!

— Ладно, назови это обоюдной страстью.

Приподнявшись на локтях, она переместилась выше на кровати. Ее золотисто-белая голова опустилась на подушку. Тело, будто вырезанное из слоновой кости, вытянулось рядом со мной, и его нижняя часть (от пупка до колен) мешала мне вести серьезный разговор — особенно треугольник лобка, мерцавший, словно пучок соломы, погруженный в золото.

— У нас такое тоже случается. Внезапная страсть в Аду является обычным делом.

— Проклятье, Каз! Что ты хочешь? Если ты собираешься бросить меня, то зачем пришла ко мне?

— Бросить? Тебя?

Графиня приподнялась еще выше и оперлась на комковатую спинку кровати. Казалось, что она не замечала неудобства от грубых деревянных украшений.

— Ты переоцениваешь себя как любовника, Доллар. Неужели ты думаешь, что одна ночь, проведенная с тобой в постели, оставляет у женщин вечный и неизгладимый след? Особенно в моем случае?

— Ты хочешь сказать, что не любишь меня?

Я бы с удовольствием разбил что-нибудь или, сорвав простыню с постели, сбросил Казимиру на пол. То, что мы делали минутами раньше, оказалось похожим на неудачный трюк начинающего фокусника. Все пошло ужасно неправильно.

— Хорошо. Выкладывай мне свои новости. Послушаю, что ты скажешь.

Она посмотрела на меня с печальной улыбкой — впервые посмотрела с тех пор, как вошла в мой номер. Ее глаза были мрачными и серьезными.

— Я действительно отношусь к тебе иначе, чем ты ко мне, Бобби.

Лучше бы она вонзила кинжал мне в живот. Я знал, что так будет. С губ сорвался вздох, будто холодная твердая боль — печаль о том счастье, которому никогда не суждено было сбыться, — поднялась из моих глубин и растворилась в воздухе.

— Ты обманывала меня.

— Ложь — это мое ремесло, — тихо ответила она. — Мое врожденное искусство. Однако временами я жалела тебя и старалась говорить правду.

Я вскочил с кровати, подошел к мини-бару, но не стал открывать его. Прием алкоголя (особенно из этих крохотных бутылочек) показался мне таким слабым ответным действием — таким человеческим поступком, — что я снова вернулся к кровати. Вся моя жизнь и весь великий план Создателя для ангела Долориэля сжались до размеров гостиничного номера — если не меньше. До размеров матраца, накрытого влажной простыней. Мне хотелось что-нибудь сломать, избить кого-то, причинить реальную боль и отомстить за нанесенную обиду. Но в то же время я неистово желал схватить в охапку любимую женщину и убежать с ней из этого злого и скучного мира, чтобы позже провести остаток жизни, пытаясь сделать ее счастливой. Хотя «неистово» — неправильное слово. И слово «безрассудно» тоже не подходит. Не думаю, что для такого чувства существует нужный термин.

— Ладно, забыли, — сказал я наконец. — Зачем ты пришла сюда?

— Чтобы предупредить тебя, — ответила она. — Чтобы спасти твою жизнь.

Я засмеялся. Это был злой и саркастический смех. Жизнь в тот момент не казалась мне важным товаром.

— Зачем такому демону как ты, тревожиться о бедном ангеле?

— Я не говорила, что тревожусь о тебе.

Она снова отвернулась к стене. У меня появилась глупая надежда, что я прорвался через какой-то барьер. Мне казалось, еще секунда, и она признается, что все сказанное ею перед этим было неправдой — бесхитростным обманом. Но когда она посмотрела на меня, ее лицо выглядело спокойным и бесстрастным.

— Нет, конечно, я по-своему волнуюсь о тебе. Не хочу, чтобы с тобой случилась беда. По крайней мере, не желаю быть ее причиной.

Она села и собрала свои вещи, затем спрыгнула с кровати и начала поднимать туфли и упавший бюстгальтер. Передо мной будто бы прокручивался фильм о нашей сексуальной встрече — только задом наперед, словно здесь вообще ничего не происходило. Каз по-прежнему оставалась полуголой. Несмотря на пульсацию крови в висках и напряженные мышцы живота, я не мог сохранять спокойствие. Когда графиня согнулась, чтобы взять куртку, я попытался обнять ее, но она сердито отпрянула в сторону.

— Нет! Не надо! Я не могу! Я не буду больше подыгрывать тебе.

Она попятилась к окну, затем взглянула на меня и натянула трусики. Вид сказочного тела Казимиры вызывал в моей груди тоску и боль — особенно когда она надела юбку, и обольстительная часть ее бледной кожи исчезла, словно солнце, ушедшее за облака.

— Теперь выбирай, — сказала Каз, застегивая блузку. — Мы можем еще немного поскандалить, или ты сядешь в кресло и выслушаешь меня.

Она посмотрела на часы.

— Мне скоро нужно будет уходить.

— К нему?

— Ты будешь допрашивать меня или слушать?

Я молча кивнул.

— Элигор решить прервать конференцию, — сказала графиня. — Я слышала, как он отдавал приказы одному из подчиненных. Сегодня вечером что-то случится. Около полуночи.

— О чем ты говоришь? Он не имеет таких полномочий. Хотя конференция проводится в его отеле, она считается встречей на высшем уровне! Элигор уступает по рангу многим вашим верховным правителям. И подумай, как на это отреагирует наша делегация. Ты ошибаешься, Каз. Он не может повлиять на процесс.