Стивен Кинг - Колдун и кристалл

В последний раз она набрала полную грудь холодного воздуха, согрела своим сердцем и выпустила криком, несломленная, непокоренная:

— РОЛАНД, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!

Толпа подалась назад, словно наконец-то осознав, что произошло, только теперь, слишком поздно, когда никто ничего не мог изменить: у костра, зажженного в честь праздника Жатвы, сидело не пугало, а очаровательная девушка, одна из них, с выкрашенными красной краской, как у пугала, руками. Они могли бы спасти ее, будь у них в запасе еще секунда, некоторые, во всяком случае, могли бы, но опоздали и они. Деревянная пирамида занялась: ее штаны занялись: ее рубашка занялась: ее длинные белокурые волосы вспыхнули, как корона.

— РОЛАНД, Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!

На конце своей жизни она чувствовала тепло — не боль. Ей хватило времени, чтобы вспомнить его глаза того оттенка синевы, каким бывает небо на рассвете. Ей хватило времени, чтобы вспомнить его мчащимся на Быстром по Спуску, с черными волосами, выбивающимися из-под шляпы. Ей хватило времени, чтобы вспомнить, как легко и беззаботно он смеялся, чего уже никогда не будет в той долгой жизни, которую он проживет без нее, и этот смех она взяла с собой, когда светом и жаром вознеслась в черное небо, вновь и вновь восклицая его имя, призывая птичек и рыбок, медведей и заек.

Под конец с губ его срывались уже не слова, а бессвязные звуки. Он выл, как смертельно раненное животное. Руки его сплавились с шаром, который пульсировал, как сердце бегуна. В нем он видел, как она горела.

Катберт попытался отнять у Роланда проклятый кристалл, но не смог. И тогда решился на отчаянный шаг — выхватил револьвер, нацелил на хрустальный шар, взвел курок. Он, конечно же, ранил бы Роланда, осколки стекла могли ослепить его, но иного выбора не было: Колдовская радуга точно убила бы Роланда, если бы они ничего не предприняли.

Но стрелять ему не пришлось. Словно увидев револьвер Катберта и поняв, что может произойти, хрустальный шар мгновенно почернел, мертвым грузом повиснув в руках Роланда. И тело стрелка, с закаменевшими мышцами, вибрирующее от невероятного напряжения, обмякло. Он рухнул как подкошенный, и пальцы его наконец-то отлепились он магического кристалла. Он упал Роланду на живот, скатился с него на землю и замер у одной из его распростертых рук. Ничего не светилось в темных глубинах шара за исключением злобной оранжевой искорки — крошечного отражения Демонической Луны.

Ален смотрел на кристалл с отвращением и страхом, как смотрят на злобное животное, которое спит… но, проснувшись, вновь укусит при первом удобном случае.

Он шагнул к шару с твердым намерением растереть его в порошок.

— Не смей, — остановил его хриплый голос Катберта. Стоя на коленях у безжизненного тела Роланда, он поднял голову, повернулся к Алену. Луна превратила его глаза в два блестящих камешка. — Не смей, после тех несчастий и смертей, через которые мы прошли, чтобы завладеть им. Не смей даже думать об этом.

Ален заколебался. Подумал о том, что все равно должен уничтожить это проклятое создание человеческого разума… несчастья, которые они пережили, не шли ни в какое сравнение со всеми теми несчастьями, которые еще мог принести этот магический кристалл. Это же машина по созданию несчастий, вот что это такое, и именно шар убил Сюзан Дельгадо. Ален не видел того, что видел Роланд в его глубинах, но лицо своего друга он видел, и этого хватило с лихвой. Магический кристалл убил Сюзан и будет убивать других, если останется в целости и сохранности.

Но потом Ален подумал о ка и отступил от шара. О чем впоследствии горько сожалел.

— Положи его в мешок, — распорядился Катберт. — и помоги мне с Роландом. Мы должны увезти его отсюда.

Мешок лежал на земле, там, где его бросил Роланд. Ветер чуть шевелил мешковину. Ален поднял шар, с отвращением прикоснувшись к его гладкой поверхности, ожидая, что он оживет под его руками. Не ожил. Ален сунул его в мешок, затянул веревку, забросил на плечо. Затем опустился на колени около Роланда.

Он не знал, сколько времени они безуспешно пытались привести его в чувство. Луна поднялась высоко в небо, оранжевый ее цвет сменился серебристым, из каньона больше не поднимался дым. В конце концов Катберт решил, что толку не будет, поэтому Роланда надо привязывать к седлу Быстрого и увозить. Если они доберутся до больших лесов в западной части феода до рассвета, добавил Катберт, они будут в безопасности… но Добраться туда надо обязательно. Они с удивительной легкостью уничтожили основные силы отряда Фарсона, но оставшиеся в живых наутро наверняка соберутся вместе. И будет лучше, если они уедут отсюда до того, как это произойдет.

Вот так они и покинули и каньон Молнии, и прибрежную часть феода Меджис, поскакали на запад под Демонической Луной, с Роландом, перекинутым через седло, словно труп.

Следующий день они провели в Иль-Боске, хвойном лесу на западе Меджиса, ожидая, что Роланд очнется. Когда миновал полдень, а Роланд по-прежнему не пришел в сознание, Катберт повернулся к Алену:

— Попробуй прикоснуться к нему.

Ален взял Роланда за руки, сконцентрировал волю, вгляделся в бледное, напоминающее маску лицо, и так провел не меньше получаса. Наконец покачал головой, выпустил руки Роланда из своих, встал.

— Ничего? — спросил Катберт.

Ален вздохнул и вновь покачал головой. Они соорудили носилки из сосновых ветвей, чтобы Роланду не пришлось еще одну ночь лежать поперек седла (к тому же Быстрый нервничал из-за того, что ему приходилось везти хозяина в таком виде), и двинулись в путь, не по Великому Тракту — слишком опасно, — а параллельно ему. Роланд оставался без сознания и следующий день (Меджис к тому времени остался далеко позади). На привале юноши уселись по обе стороны от него, переглядываясь над медленно поднимающейся и опадающей грудью стрелка.

— Может лежащий без сознания человек умереть от голода? — спросил Катберт. — Или от жажды? По-моему, нет.

— А я думаю, может, — возразил Ален.

Ночь выдалась трудной. Вымотались они донельзя, потому что прошлый день практически не спали. И тут заснули как убитые, укрывшись с головой, чтобы их не будили солнечные лучи. Проснулись оба практически одновременно, когда солнце опускалось за горизонт, а Демоническая Луна, полная, как и двумя ночами раньше, начинала свой путь по небосводу, прорезая облака — предвестники мощных осенних ливней.

Роланд сидел. Он вытащил магический кристалл из мешка и держал его в руках, темный кусок стекла, такой же мертвый, как глаза Сорви-Головы. Глаза Роланда, такие же мертвые, с полным безразличием оглядывали деревья, траву, небо. Он ел, но не спал. Пил из ручьев, мимо которых они проезжали, но не говорил. И не расставался с осколком Радуги Мейрлина, который они добыли в феоде Меджис такой дорогой ценой. Но магический кристалл не оживал от его прикосновений.