Стивен Кинг - Колдун и кристалл

— Веселенькая история, не так ли?

Вопрос задал Эвери. Никто не ответил. Впрочем, он и не ожидал, что они ответят: кто-кто, а эти молодцы понимали, что в данный момент молчание — золото.

Маленький кабинет шерифа, примыкающий к тюрьме, не мог вместить столько народу: троих мужчин, троих юношей, еще не ставших мужчинами, и одного толстяка шерифа, поэтому Эвери повел всю компанию в городской Зал собраний, в котором в столь поздний час слышалось воркование голубей, гнездящихся под крышей, да тиканье старинных часов, стоящих на сцене.

В этот простой, без изысков, зал горожане и землевладельцы феода приходили уже сотни лет, чтобы принять важные решения, утвердить или отклонить законы, иной раз выслать особо несносного человека на запад. И зал, чуть подсвеченный луной, настраивал на серьезный лад. Роланд подумал, что даже Джонас это почувствовал. И, пожалуй, только в этом зале шериф Херк Эвери мог если не употребить власть, то хотя бы показать, что он ею облечен.

Зал заполняли дубовые скамьи, без обивки на сиденьях или спинках. Всего шестьдесят, по тридцать с каждой стороны широкого центрального прохода. Джонас, Дипейп и Рейнолдс сидели на первой скамье слева от прохода. Роланд, Катберт и Ален — справа. Рейнолдс и Дипейп надулись, чувствовалось, что им не по себе. Джонас ушел в себя. Команда Уилла Диаборна излучала спокойствие. Роланд одарил Катберта одним взглядом и надеялся, что тот истолкует его правильно: Одна острота, и я прямо сейчас отрежу тебе язык. Роланд подумал, что послание дошло до адресата. Берт убрал своего идиотского «дозорного» — добрый знак.

— Веселенькая история, — повторил Эвери, шумно выдохнув и окатив всех волной винного перегара. Сидел он на краю сцены, коротенькие ножки болтались в воздухе, в его взгляде читалось как недовольство, так и изумление.

Боковая дверь открылась, вошел помощник шерифа Дейв, сменивший белый наряд лакея на более привычные рубашку и штаны цвета хаки. Его монокль торчал из нагрудного кармана. В одной руке он держал кружку, в другой, как показалось Роланду, кусочки березовой коры.

— Ты все прокипятил, Дэвид? — спросил Эвери. Теперь на его лице читалась тоска.

— Да. — Дважды довел до кипения?

— Да.

— Как она говорила?

— Да, — смиренно ответил Дейв. Протянул шерифу кружку, а когда тот взял ее, бросил в нее кусочки коры.

Эвери поболтал жидкость, посмотрел на нее, оттягивая неизбежное, потом выпил. Скривился.

— Ну и гадость! Что она туда намешала?

— А что это? — спросил Джонас.

— Лекарство от головной боли. Вернее, от похмелья. От старой ведьмы. Той, что живет на Коосе. Знаешь, о ком я? — Эвери многозначительно посмотрел на Джонаса. Хромоногий прикинулся, что не заметил этого взгляда, но Роланд решил, что заметил. И что означал этот взгляд? Еще одна загадка.

Дипейп вскинул голову при упоминании Кооса, потом вновь принялся сосать палец. Рейнолдс, завернувшись в плащ, мрачно смотрел на свои колени.

— Помогает? — осведомился Роланд. — Да, юноша, но за лекарство ведьмы приходится платить. Запомни: всегда приходится платить. Вот это снимает головную боль, которая обязательно появляется, если перепьешь чертова пунша мэра Торина, но зато весь день будешь дристать. И пердеть!.. — Он помахал рукой перед лицом, показывая, каково будет окружающим, глотнул еще ведьминого зелья, поставил кружку рядом с собой. Лицо его вновь стало важным и суровым, но атмосфера в зале чуть разрядилась, они все это почувствовали. — Так что нам теперь делать со всей этой историей?

Херк Эвери медленно обвел взглядом всю компанию, от Рейнолдса, сидевшего правым с краю, до Алена… «Ричарда Стокуорта», крайнего слева.

— А, парни? С одной стороны у нас люди мэра, с другой… Альянса… шесть человек едва не перебили друг друга, а? И по какому поводу? Из-за придурка и расплескавшейся «верблюжьей мочи». — Он ткнул пальцем сначала в Больших охотников за гробами, потом — в счетоводов Альянса. — Две пороховые бочки и один толстый шериф посередине. — Так кто что думает? Высказывайтесь, не стесняйтесь, вы же не стеснялись к борделе Корал, нечего стесняться и здесь!

Все молчали. Эвери отпил еще глоток, вновь поставил кружку, решительно оглядел всех. И прозвучавшие следом слова не удивили Роланда (что еще мог сказать такой человек, как Эвери?), равно как и тон, каким он произнес эти слова: говорил муж, умеющий принимать важные решения, если по воле богов возникала такая необходимость.

— Я вам скажу, что мы с этим сделаем: мы обо всем забудем.

Он ожидал ликования и уже приготовился удержать эмоции в приемлемых рамках. Когда же никто не произнес ни слова, даже не шевельнулся, на его лице отразилась растерянность. Однако от него требовалось разрешить конфликт, а ночь грозила смениться новым днем. Шериф расправил плечи и ринулся в атаку:

— Я не могу провести следующие три или четыре месяца в ожидании, что кто-то кого-то убьет.

Нет! И не хочу оказаться в таком положении, что из-за вашей глупой ссоры все шишки посыплются на меня.

Я взываю к вашему здравому смыслу, парни, когда говорю, что во время вашего пребывания здесь могу быть и вашим другом, и вашим врагом… но будет неправильно, если я не скажу, что взываю также и к вашему благородству, которого, я уверен, у вас с избытком.

Шериф попытался говорить высокопарно, но, по мнению Роланда, в этом не преуспел. Теперь Эвери сосредоточился на Джонасе.

— Сэй, я не могу поверить, что вы и дальше будете жить на ножах с этими тремя молодыми людьми, присланными Альянсом… Альянсом, который для нас уже пятьдесят поколений молоко матери и защита отца. Не можете же вы проявить такое неуважение, не так ли?

Джонас покачал головой, сухо улыбнувшись. Эвери кивнул, как бы говоря, что движутся они в правильном направлении.

— У каждого из вас есть важные дела, и вы не хотите, чтобы это недоразумение помешало их выполнению, не так ли?

На этот раз кивнули все.

— Вот я и хочу, чтобы вы встали, повернулись лицом друг к другу, пожали руки и извинились. Если вы этого не сделаете, лучше вам всем до рассвета уехать из города на запад.

Он поднял кружку и отхлебнул варева. Роланд увидел, что рука Эвери подрагивает, но нисколько не удивился. Шериф, конечно, блефовал. Он понял, что Джонас, Рейнолдс и Дипейп ему не по зубам, как только увидел синие гробы на их руках. А после этой ночи он испытывал те же чувства и в отношении Диаборна, Стокуорта и Хита. Он мог лишь надеяться, что его предложение соответствует интересам обеих сторон. Роланд рассудил, что так оно и есть. Вероятно, к такому же выводу пришел и Джонас, поднявшийся со скамьи одновременно с Роландом.

Эвери чуть подался назад, словно ожидая, что Джонас схватится за револьвер, а Диаборн — за нож, тот самый, что упирался в спину Джонаса, когда запыхавшийся Эвери добрался до салуна.