Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

Как после этого он мог не поверить Нави и его бредням?

Рассуждай он трезво, то быстро бы понял, что зрение его ухудшается в силу возраста и дурной манеры экономить на освещении. Отец, будь он хоть немного более благоразумен, конечно же, связал бы свой унылый образ жизни, лишенный какой-либо физической активности, с болями в боку и хриплым дыханием. Свой утренний кашель непременно связал бы с тем, что в комнатах, где он чаще всего проводил время, больше года не делали уборки и не открывали окон.

Но мой отец не был обучен здравомыслию. Он умел и любил доверяться, не прекословить и следовать туда, куда его ведут.

- Теперь опасность миновала, и виновные уже мною наказаны, - констатировал Нави. - Я здесь, чтобы спасти тебя и провести по предначертанному пути, дабы после пришествия Спасителя ты удостоился чести сесть по правую руку от Него.

И с этого началось обучение моего отца, которое заключалось в следующем.

Каспар просыпался задолго до рассвета и немедленно погружался в изучение Библии. Пока все в замке еще спали, он раз за разом читал и перечитывал давно известное, пока не заучил наизусть и не стал с легкостью называть страницы и даже строки, где содержались те или иные изречения из Священного писания.

Проснувшийся Нави завтракал в своих покоях, куда приглашался и Каспар, но не для того, чтобы принять пищу, а чтобы подробно изложить магу все прочитанное. Отцу вообще разрешалось принимать пищу раз в сутки, и трапеза его была невероятно скудной даже с точки зрения нищего бродяги или монаха-аскета.

Затем Нави вел с отцом долгие изнурительные беседы, сложно и многословно повествуя о том, чего же в конечном итоге должен достичь Каспар. Изредка для него устраивались послабления, которые явно носили характер случайных. Они были связаны с тем, что магу самому хотелось блеснуть перед Каспаром своими познаниями, явить ему свое магическое искусство. В такие минуты чародей рассказывал о своем далеком учителе, живущем неимоверное количество лет и прекрасно помнящем своего деда Ноя и своего отца Иафета. Также Нави любил путанно рассказывать об индийском путешествии Иисуса Христа, целью которого была встреча с учителем. Нави с гордостью говорил, что лично общался со Спасителем, делил с ним хлеб и вино.

Кроме этого маг показывал Каспару и свое тайное мастерство. Чаще всего он двигал предметы по столу усилием воли или пристальным взглядом тушил свечи, но иногда демонстрировал нечто по-настоящему невероятное. Перед этим в комнате обязательно появлялась жаровня, в которой Нави сжигал какие-то приторно-сладкие благовония, затем он садился напротив Каспара и мягким голосом читал молитвы на непонятном языке. Несколько раз мой отец видел, как изо рта мага выскакивали огненные шары, и Нави принимался ловко жонглировать ими. Несколько раз отец видел, как маг отрывался от пола и парил по всему замку, а потом возвращался в комнату.

Но однажды Каспар стал свидетелем поистине чудесного явления. После очередного полета Нави тяжело сидел на стуле, потом поднял красные от усталости глаза на Каспара и предложил ему самому отправиться в полет. Маг глубоко вдохнул над жаровней и тут же выпустил струю дыма от благовоний в лицо моему отцу. Тот закашлялся, в глазах потемнело, но стоило зрению вернуться к нему, как он ощутил, что парит, и вовсе не над полом. Отец с удивлением и исключительным спокойствием осознал себя летящим над собственным замком.

На той невероятной высоте, на которой очутился Каспар, порывами дул холодный ветер, до боли трепавший волосы и сушивший лицо. Пригнав громады рокочущих туч, ветер спрятал за ними солнце.

Отец не чувствовал страха. Напротив, он ощущал небывалую легкость, необычайный прилив сил и безмятежность. Привыкнув к полету и освоившись с движениями, он взмыл вверх и пробил плотный заслон из черных туч.

Наконец поднявшись так высоко, что уже нельзя было различить под собой ни земли, ни туч, Каспар остановился. И тут на фоне диска солнца он увидел сверкающий хрустальный город, построенный то ли на огромном облаке, то ли на острове, парящем над миром. Город показался ему пустым, и он направился к замку, возвышавшемуся в самом центре этого рая.

У ворот замка Каспара встретили два вооруженных гиганта, в которых мой отец легко узнал ангелов по белоснежным крыльям за их спинами, по блещущим золотом пластинчатым доспехам, выполненным на манер древнеримских. Лиц ангелов невозможно было различить из-за того, что головы этих божественных созданий окружало нестерпимо яркое сияние.

Ангелы опустили и скрестили мечи, преграждая Каспару путь в замок. И едва он решился что-то сказать, как услышал над собой грохочущий голос:

- Слишком рано, Каспар Рейхенштейн! Уходи, еще слишком рано!

Голос был пугающим, но одновременно с этим в нем определенно слышалась теплота отеческой заботы. И Каспар решил, что разговаривал с самим Владыкой Вседержителем. С того момента он еще больше укрепился в своем доверии к Нави.

Между тем состояние здоровья моего отца постоянно ухудшалось, и отравление недоброжелателями не имело к этому никакого отношения. Его более чем напряженный образ жизни дал бы фору любому яду. Каспар вставал, когда все спали, крайне мало ел и имел право отойти ко сну в час, когда иной добрый крестьянин уже занимался по хозяйству. Целый день он был тяжело загружен чтением, утомительными размышлениями, нудными беседами с магом и молитвами. Бесконечными молитвами. Закономерным результатом этого стало то, что однажды мой отец просто не нашел в себе сил подняться с постели, а еще через несколько дней, полностью истощенный, он впал в глубокое забытье.

Было очень тяжело просыпаться, и о том, чтобы сразу подняться на ноги, не шло и речи, так как Каспар чувствовал будто его тело истерзали, растоптали и скрутили веревками. Лежа совершенно неподвижно, он задыхался, обливался липким холодным потом и с немалым усилием смог разомкнуть веки.

За тот период, что мой отец провел в беспамятстве, он потерялся в ходе времени и не мог даже определить, утро сейчас или вечер.

Комната была скудно освещена парой лампад, в колышущемся свете которых Каспар увидел двоих мужчин в мышиного цвета монашеских одеждах. Монахи, сидевшие у постели с раскрытыми книгами в руках, читали, но Каспар мог только угадывать это по характерным движениям губ, так как из-за слабости он был лишен слуха. В его ушах звучал непрекращающийся монотонный гул, иногда нарушаемый тихим протяжным звоном.

Каспар старался обратить на себя внимание монахов, но те были слишком погружены в себя, а он сам вследствие слабости был не в состоянии что-либо проговорить или пошевелиться. Волна ужаса и напряженности захлестнула Каспара, угрожая отнять оставшиеся душевные силы.