Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

Эти идеи, роившиеся и путавшиеся в моей голове, немного меня расслабили, и из какого-то далекого закоулка разума примчалась рациональность, мало согласовывавшаяся с моим возрастом. Я глянул на изувеченного цыгана, продолжавшего кричать и просить меня согласиться на сделку с дьяволом ради спасения нас обоих от неминуемой смерти. Руки старого цыгана безвольно болтались во все стороны. Одна из них была сломана в двух местах, и отломки костей торчали бело-розовыми шипами. Стопы его были перекручены и вывернуты назад, живот вспорот. Вдруг я осознал, что ни один человек на свете не вынесет такой боли - уже давно бы умер.

Сделанный мною вывод теперь кажется не таким уж и бесспорным, но тогда я уверовал в него и больше не боялся ошибиться с ответом.

- Ты можешь мучить старика хоть до скончания времен, подвергать его изощренным пыткам, - предложил я. - Мне, возможно, даже понравится лицезреть все это, потому что тот, кого я прежде считал своим другом, на самом деле такой же дьявол, как и ты.

В следующий момент демон исчез из-за моей спины, мертвец опустил руки, в которых не оказалось ни ножа, ни крюка. Сначала я опасался, что он пойдет точно на меня и схватит, однако ничего подобного не произошло. Он отошел от старика и обмяк, привалившись к стволу дерева. Труп стал выглядеть, как ему и положено. Подвешенный вверх ногами цыган задергался, вывалившиеся из утробы кишки, конечности и все тело превратились в клубок копошащихся змей, которые с неприятными чавкающими звуками плюхались на землю.

Цыган и дьявол, любивший называться Вильхельмом, оказались одним и тем же злым духом, устроившим для меня абсурдную иллюзию. Демон в образе цыгана поднялся с перекошенным в бессильной злобе лицом и направился ко мне. От его шагов тряслась земля, и у меня задрожали колени.

- Ты даже не представляешь, что я с тобой сделаю! - угрожающе шипел он.

- Думаю, что ничего, - заикаясь от ужаса, ответил я. - Если бы это действительно находилось в твоей власти, то не устраивал бы столь бездарного спектакля, вынуждая меня заключить с тобой сделку от испуга и из чувства сострадания.

- Когда-нибудь мы обязательно встретимся, - прорычал дьявол. - Ты все равно будешь принадлежать мне, и в следующий раз игра будет идти только по моим правилам.

Будто холодные снежинки с острыми краями укололи меня в глаза. Непроизвольно моргнув, я стоял некоторое время зажмурившись, а затем увидел себя на том же месте под деревом, и меня слепило яркое предзакатное солнце. По моим внутренним часам оно уже давно должно было опуститься за горизонт целиком. Лошадей не было, и я, едва ощутив, что способен двигаться, со всех ног бросился в Граусбург, желая сразу же поведать о случившемся и по дурости своей надеясь, что мне поверят.

Впрочем, о том случае я рассказываю сейчас впервые, потому что забыл о нем.

Глава тридцать пятая

Николаус закончил, и спустя пару секунд тишину трактира нарушили аплодисменты Малаха Га-Мавета.

- Отличный рассказ, - похвалил он. - Вам удалось хорошо описать суть дьявола, заключающего сделки. Он не может никого заставить, принудить и потому использует ложь, порой весьма сложную, и иллюзии, иногда парализующие человеческую волю. Надо же, Николаус, в тринадцать лет вам удалось совладать с могущественным демоном. Это что-то, скажу я вам, - ангел смерти посмотрел на Пауля Рейхенштейна и спросил: - Господину нотариусу ничего не напоминает разорванный в клочья пастор?

- Напоминает мой сон, - коротко отозвался церковный нотариус.

Виллем кашлянул.

- Да что там сон, - вставил он. - История о дьяволе, собиравшем с должников души их детей, это та реальность, от которой я так долго пытаюсь скрыться. Бегу я не от дьявола, а от бургомистра Дикмана, натравившего на меня отъявленных бандитов, идущих по следу подобно своре волкодавов, будто настоящим преступником являюсь я, а не сам Дикман. Но ответьте, ангел, почему я, как и Николаус, не помню о происшествии, которое должно было отпечататься в моей памяти навечно? Только по ходу повествования Николауса я вспомнил о своей встрече с дьяволом, предлагавшим мне сделку, а до этого позабыл обо всем, кроме не совсем внятной ненависти к бургомистру и страхе перед его подручными.

- У сложных явлений редко бывает одна причина, - сказал Малах Га-Мавет. - С одной стороны таково свойство человеческой памяти, с другой - это неотъемлемое свойство темных сил, значительная часть могущества которых в том, что они тайны и стараются оставаться неочевидными для людей до определенного момента. Каждый человек хотя бы раз в жизни бывает искушаем дьяволами, но немногие помнят об этом. Это происходит от того, что ваш разум предпочитает поскорее забыть о запредельном ужасе встречи, дабы не свихнуться окончательно. Дьявол же стирает воспоминания о себе в первую очередь потому, что не прочь испытать человека еще раз, иметь шанс еще раз предложить сделку при более удобном случае. Откажется человек во второй или в десятый раз, дьявол явится в одиннадцатый, уже при иных обстоятельствах и с другими предложениями. Следует быть святым Антонием, который был искушаем двадцать лет, чтобы уметь противостоять демонам. А во вторую очередь дьявол вымарывает из людской памяти упоминания о своем предыдущем визите, дабы не мешать несведущему человеку грешить самостоятельно. Увидев дьявола, узнав условия договора с ним и грядущие последствия, вы воочию убеждаетесь в его реальности, в существовании ада, и, следовательно, в реальности возмездия, ожидающего всякого, кто примет посулы темной силы. Людская натура такова, что вы не боитесь того, в чем не совсем уверены, возможность чего лишь допускаете и убеждены, что худшего итога как-нибудь да можно будет избежать. А вот отвергнув договор с дьяволом, но помня о нем и грозящих карах, человек каждое свое дело обязательно станет согласовывать с представлениями о праведности и греховности. Этого дьяволу совсем не нужно. Вместе с тем есть люди, прекрасно помнящие приход к ним демонических искусителей. И чаще всего они не имеют отношения к святым. Просто дьявол не открыл им своей сущности, спрятавшись за личиной случайного прохожего, дальнего родственника или же близкого человека. Например, господин Бреверн до сих пор свято верит, что Матиас из Богемии, останавливавшийся в доме его опекунов, был самым настоящим нищенствующим францисканцем.

- Матиас? - удивился Михаэль.

- Странно, что, обладая таким богатейшим воображением и ясным, логическим мышлением, вы, Михаэль, сами не догадались, что за тварь скрывалась за этим именем, - упрекнул Малах Га-Мавет.

- Вы уверены? - переспросил купец, которого одолевали сомнения. - Он вовсе не собирался купить мою душу.