Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

Истоки его антипатии ко мне долгое время оставались непостижимыми. Я прослужил почти год, прежде чем выяснил, что же так раздражало Дикмана. Причина враждебности бургомистра открылась мне через третьих лиц, с которыми Дикман обыкновенно любил выпивать и пускаться в не совсем трезвые откровения.

Он не был местным жителем, происходил из южных земель и детство с юностью провел беднее монаха-отшельника. По его собственному выражению, выбираясь со дна, где родился, он стерпел столько обид, снес столько тумаков и наглотался такого количества грязи, что хватило бы на всех жителей Дармсбаха, да еще осталось бы. Гордясь тем, что выбился в люди только своими силами, бургомистр считал меня везунчиком, которому все дается легко, даром или откровенно за его счет. Столь несправедливый домысел вызывал в его сердце страшную ненависть ко мне. При этом Дикман каялся, что не может смотреть на меня, поскольку я сильно напоминал ему его самого в юности.

Не знаю, может быть, со временем он бы сменил гнев на милость или хотя бы на безразличие, однако дьявол не предоставил нам обоим такого шанса.

Однажды гость нашего города, крупный купец, желавший перебраться в земли Хессена, задержался в дороге и не успел днем встретиться с бургомистром. Он наткнулся на меня у выхода из здания городского совета и был очень огорчен тем, что разминулся с Дикманом на какие-то полчаса. Гость стал уговаривать меня проводить его к бургомистру и, как подобает, представить. Обещал за беспокойство щедро отблагодарить. Я проводил бы его совершенно бесплатно, но решил признаться, что не могу пойти на это вследствие натянутых отношений с главой города.

- Да что вы? - округлил глаза купец. - Судья Нойманн так хорошо отзывался о вас, Виллем. Я думал, что у такого прекрасного юноши недоброжелателей не бывает в принципе.

Купец был прекрасно осведомлен обо мне от покинувшего Дармсбах судьи. Тут уже подошла моя очередь удивляться:

- Вы знакомы с судьей Нойманном?

- Еще бы, - сказал мой собеседник и довольно подробно поведал о жизни моего старого начальника после переезда, о том, как сильно нахваливал меня судья. Затем он добавил, многообещающе подмигнув: - Держитесь меня, молодой человек. Я решил связать самым прочным образом свое дело с этими местами и довольно долго пробуду в хессенских владениях. Так что мне крайне нужны грамотные специалисты, прилежные работники, да и просто хорошие знакомые и друзья.

Приятный, нисколько не надменный и без жеманства, купец мне определенно нравился. С каждой минутой нашего разговора я проникался к нему все большей симпатией. Он обращался со мной как с равным, хотя по его одеждам, украшениям и манерам было очевидно, что он птица очень высокого полета.

Надо ли вам говорить, друзья мои, что купца, который в прямом смысле слова очаровал меня, звали Магнусом Вильхельмом, и прибыл он из Праги? Думаю, выглядел он таким же, каким предстал перед Николаусом.

Когда возница с туповатым выражением на лице подал нам карету, купец признался с широкой улыбкой на губах и сверкающими от возбуждения глазами:

- Я так давно не бывал здесь, что все вокруг кажется мне очередным новым миром, где в людях есть что-то исключительное. Это так увлекает.

И только сейчас разъяснения ангела смерти открыли мне подлинный смысл той фразы, что обронил дьявол.

Я согласился показать дом Дикмана, точно зная, что меня не пропустят дальше входной двери, ведь даже мое имя в семье бургомистра было под запретом. К тому и шло, поскольку слуга, увидев меня, сильно изумился и загородил проход. Однако тут вмешался Вильхельм, пригрозивший слуге всеми мыслимыми и немыслимыми карами, в случае если тот незамедлительно не пропустит к Дикману нас обоих. Тон, с которым купец общался со слугой, не позволял усомниться, что наговорить Вильхельм может всякого, правдивого и не очень, при этом совесть его нисколько не будет тревожить.

Семья бургомистра в полном составе уже гремела посудой в столовой. Ужин был в самом разгаре. Скользнув за дверь первым, слуга представил гостей, и если купца он назвал полностью, то обо мне упомянул как о провожатом.

Сначала Дикман увидел меня и вскочил со стула, покраснев от злости, но сразу же побледнел, подавился воздухом и сдавленно закашлял. Такую реакцию вызвал у него державшийся позади меня Вильхельм.

- Все вон! - гаркнул бургомистр, опершись руками о столешницу. Домочадцы и слуги не поняли его приказа, вынудив Дикмана обвести всех взглядом и повторить так громко, что стеклянная посуда на столе зазвенела: - Вон, я сказал!

Через секунду в столовой не осталось никого, кроме меня, Вильхельма и Дикмана. Стало понятно, кто здесь истинный хозяин положения. Словно провинившийся ребенок под пристальным взглядом строгого учителя, Дикман стоял, не смея выговорить ни слова, и по всему было заметно, что ему хочется сорваться с места, убежать подальше, забиться в темный угол, но духу не хватало. А купец тем временем важничал, прохаживаясь по комнате, изучая мебель и столовые приборы, будто в них и заключался его интерес. Один я не понимал в происходящем ничего, сгорая под косыми взглядами бургомистра, полных одновременно и ненависти, и ужаса.

- Пятнадцать лет, Дикман. Минуло долгих пятнадцать лет с момента нашей последней встречи, и могу отметить, ты провел их именно так, как мечтал когда-то, - сказал купец, жестом приглашая нас присесть за стол. Бургомистр проигнорировал предложение, продолжая стоять и трястись от напряжения. - Свою часть сделки я выполнил: помог тебе стать важной персоной, разбогатеть, жить той жизнью, которую ты бы сам не достиг из-за своего происхождения и отсутствия природных талантов. Я пришел взыскать долг, забрать несомненно причитающееся мне. Отдай мне его?

- Кого? - хрипло выдавил из себя Дикман.

- Предупреждаю: не нужно со мной играть, корчить из себя дурака, прятать принадлежащее мне. Позови своего сына и отдай его мне.

- Сына? - переспросил я. - Отдать сына?

- Закрой свой паршивый рот! - закричал бургомистр.

Я уверен, он бы накинулся на меня с кулаками, если бы нас не разделял стол, если бы ему не требовалось пройти в непосредственной близости от дьявола.

Вильхельм злобно посмотрел на Дикмана и одним только взглядом велел ему заткнуться и сесть. На этот раз бургомистр обреченно опустился на стул, руки плетьми повисли вдоль тела. Лицо его осунулось и стало белее мела, губы дрожали, а глаза превратились в темные провалы.

- Ты не в состоянии что-то изменить. Тебе ведь прекрасно известно, что так или иначе я заберу твоего сына.

Кивнув в мою сторону, Дикман спросил тихим, потухшим голосом:

- Зачем он здесь? Хотел сделать мне побольнее, взяв свидетелем того, кого я на дух не переношу?