Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

- Не верь, - прошипел он, как бы задыхаясь, будто его грудь придавило камнем. - Не верь Томасу. Умоляю тебя, мальчик. Не поддавайся на его уговоры и обещания. Он - обманщик. И вся кровь, пролившаяся в монастыре, только на нем.

- Он рассказал мне все, - зашептал я, осторожно высвобождая руку из цепких ледяных пальцев.

- Правда. Это правда, - низко склонил голову призрак. - Но к ней примешана порция отборнейшей лжи. Я грешен и понесу достойное наказание, однако чужих прегрешений я на себя брать не желаю. Ты видишь в Томасе доброхота и страдальца, однако это именно он научил меня, как добывать из людей их жизненные силы. Он придумал мучить и убивать. Это он перебил рыбаков, нарочно оставив разбитые лодки там, где их легко заметили. Так Томас начал сеять семена страха среди братии. И это именно Томас оборудовал пыточную камеру. Когда же мы поняли, что всех монахов не подчинить нашей воле, а энергии требует все больше и больше, именно Томас предложил перебраться на материк и уже там устроить кровавое пиршество, не зная недостатка в жертвах. Мы спорили с ним, пытаясь переубедить, ведь все-таки не до такой степени очерствели в стремлении продлить никчемные жизни. Испугавшись, что он сам займет место в камере пыток, Томас сбежал, а вернулся лишь за тем, чтобы заполучить мои записи и нового помощника.

В моей бедной голове, буквально раскалывавшейся от обилия информации, все перемешалось, и я не знал, кому можно довериться, а чьи слова следует отбросить, как пустые и ничего не стоящие. Наконец наилучшим выходом я признал тот, что обязывал меня самому все изучить и во всем разобраться с максимальной непредвзятостью.

Тишину нарушил нетерпеливый зов монаха и шорох перебираемых им бумаг, спрятанных в некоем тайнике. Призрак настоятеля поднял на меня воспаленные глаза и все понял.

- Сотворенное мною будет мною же и уничтожено, - твердо заявил он и, пролетев сквозь меня, сквозь дверь, ворвался в библиотеку.

Глава сорок седьмая

- На протяжении нескольких лет, - заканчивал свою историю Пауль Рейхенштейн, - я безрезультатно убеждал себя, что переживал те события во сне, что разговор с братом Томасом мне померещился после всех увиденных непотребств, царивших в монастыре Швенцена. Когда дверь захлопнулась с грохотом, я кинулся к ней, навалился всем телом, но она не поддавалась. Из-за нее доносились редкие нечленораздельные крики, смысл которых мне разгадать не удалось. Мои стуки и призывы разбудили всех, кого только возможно было. Одеваясь на ходу, полусонные люди высыпали в коридор, недоуменно глядя на меня. Каких-либо звуков из библиотеки они уже не слышали, и потому смотрели на меня недоуменно. Кто-то откровенно насмехался, заявляя, что мне, как сопливому ребенку, обмочившемуся в кроватке, привиделись кошмары от пережитого за минувшие дни. Однако страх пронял всех, стоило из-под двери потянуть дымом, а когда снизу полыхнуло пламя, языки огня подпалили обувь стоявших слишком близко, многих затрясло, будто в лихорадке. Некоторые кинулись выламывать дверь, но глава комиссии, присоединившийся к нам когда в книгохранилище уже трещали и падали полыхающие шкафы, велел всем быстро хватать личные вещи и собираться на берегу, подальше от стен обители. Он даже сказал что-то вроде "Так угодно Господу, не стоит вмешиваться в Его планы". Утром мы покинули гибельный остров, все, кроме брата Томаса, которого сочли сгоревшим. Можно было предположить, что питая лютую ненависть к своей обители, он подпалил монастырь, замыслив разрушить его таким образом раз и навсегда. А что, хороший вывод для комиссии, хотя в ее итоговый отчет меня, безусловно, никто не посвящал. Как оформили расследование, мне не известно. И, само собой, о случившемся я никогда не рассказывал до сего дня... то есть до сегодняшней ночи.

- Вы сильно удивлены, узнав, что этот брат Томас на самом деле был воплощением дьявола? - осведомился Николаус, глубоко взволнованный повествованием.

Нотариус вскинул руки:

- О, не то слово!

Малах Га-Мавет весело ухмыльнулся:

- Вы будете куда больше поражены, узнав, что отец Мартин - настоящий гений своего времени.

- Нисколько не поражен, - ответил Пауль. - Ему удалось откопать массу стариннейших сведений, систематизировать их, прийти к некоторым результатам и добиться того, о чем подумать страшно, но что определенно будоражит воображение и достойно уважения. Пусть у него и был мощный толчок со стороны того римлянина...

- Римлянина? Сумасшедшего Филиппа, вы хотели сказать? - откровенно потешался ангел смерти. - Да-да, вы поражены, и не отрицайте. Гай Корнелий Лентул не топтал своими сандалиями бренную землю. Тысячи Гаев, сотни Корнелиев и Лентулов, но в вашем родном мире Гай Корнелий Лентул никогда не рождался и не умирал. Горожанин Филипп, на костре назвавшийся этим именем, - всего-навсего городской сумасшедший. Те древние книги, о которых он сокрушался на площади, не попадали ему в руки, поскольку их и не существовало.

- Позвольте, - не поверил Пауль. - Настоятель собрал коллекцию...

- Он собрал коллекцию ереси и искусных подделок, которые, конечно, придали его гению четкий импульс, но на этом их роль заканчивалась. Все открытия о жизненной энергии, ее течениях в человеческих телах, возможности передачи другим людям принадлежат самому Мартину Шпееру, отцу-настоятелю монастыря Швенцен.

Малах Га-Мавет признал свой экскурс логически завершенным и переключился на Эльзу Келлер. Заметив взгляд, та пожала плечами и с достоинством проговорила:

- Я ведь уже предупреждала, что со мной не происходило ничего подобного. Ни демоны, ни люди, в которых я не распознала сатанинское отродье, в моей жизни не присутствовали.

- Так ли? - поднял брови ангел смерти. - А те сверкающие глаза, черные от центра зрачка до края радужки, вам разве не знакомы?

- Дались вам эти глаза, - ответила Эльза, теряя терпение.

- Еще как.

- Какое отношение ко мне может иметь горбун из чужого мира? Вы ведь имеете в виду того человека, который в отличие от моего Хорста принял сделку с дьяволом и поплатился за это не только уродством?

- Да. Но, милая Эльза, не воспринимайте его горбуном. Помните, что, став повелителем иллюзий, он мог играть с вашим воображением, вашим зрением и прочими чувствами, как ему заблагорассудится.

Эльза поежилась, наконец-то осознавая сказанное.

- Не может быть, - выдавила она из себя и тут же онемела.

Потихоньку все встало на свои места, пришло ясное понимание, а вместе с ним переживания за чувства обманутого супруга.

Вот сейчас Хорст и узнает, что их остановка на перекрестке дьявола задумана самой Эльзой. Не важно, от кого станет известно: признается она, или выдаст ангел смерти, сведущий если не во всем, то во многом. Гораздо важнее, что со стороны это так похоже на предательство, на заранее подстроенную смертельную ловушку. Вряд ли она сможет оправдаться. А если Хорст вспомнит, как Эльза специально опоила его, стоило ему увидеть и испугаться творившейся чертовщины, стоило ему решиться на побег с постоялого двора.