Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

Стены трактира закачались, громко затрещали и рухнули пылью. Николаус и Михаэль видели, как разлетелся стол, где остались шпага молодого человека и трехгранный стилет купца, спрятанный в потайном кармане плаща. Слишком поздно спохватились.

Погружаясь в темноту в окружении какофонии неприятных звуков, путники сильнее сжали руки.

Глава сорок девятая

Слегка запрокинув головы, чернокнижники стояли вокруг жаровни с диковинными благовониями, которые, как утверждал Виллем-колдун, помогают сконцентрироваться, обостряют память и придают ясность уму. Благовония удалось разыскать и приобрести с большим трудом. Для этого седовласому Бреверну пришлось приложить немало сил, подключить связи и потратить внушительную сумму. Как князь, вместе с недругами покоривший и всех толстосумов, он мог себе такое позволить, а как колдун, затеявший чудовищный ритуал ради своего спасения, просто обязан был это сделать.

Огонь на дне жаровни вертелся, угасал и ненадолго вспыхивал, выхватывая из мрака сосредоточенные лица чародеев, певших заклинания. Колдуны то кричали, то переходили на шепот, всегда следуя подсказкам, которые Бреверн давал каждому.

Купца из помещения наверху он напоминал в самых общих чертах: выглядел моложе и подтянутее, хотя и был полностью седым, в нем чувствовались властность, уверенность и нежелание отступать перед чем-либо. Кроме того он обладал способностью убедить практически любого человека даже в самом невероятном. Если в этом свойстве и заключалась магия, то самую малость - все зависело от внушаемости объекта, готовности верить и доверять. Ведь не так давно именно седовласый Бреверн убедил примкнуть к нему Виллема-колдуна, поначалу смирившегося с судьбой и отказывавшегося расплачиваться за ошибки другими людьми.

Иногда сквозь пение заклинаний слышался чуть сдавленный хохот Николауса фон Граусбурга, которому нравилось происходившее. Чародей-воин давно отрекся от родины, добровольно остался без близких и путешествовал от междоусобицы к междоусобице, от войны к войне, чтобы получать удовольствия в кровавых битвах. На юношу из трактирного зала он нисколько не походил, в крайнем случае, на его старшего брата, потрепанного жизнью и забывшего о чести, пристойности, манерах. Услышав истории о своих копиях, проживших короткие, но такие насыщенные жизни, он стал испытывать досаду по поводу того, что в свое время просил у дьявола полной независимости, свободы от любых обязательств, верного оружия и доброго коня, а не чего-то большего. Он даже не подумал потребовать неуязвимости. Лишь теперь осознав свой промах, Николаус-воин стал питать страшную неприязнь к юному фон Граусбургу, словно именно тот был всему виной.

На боку у Николауса-воина висела тяжелая шпага, с эфесом, отшлифованным рукой до яркого блеска. Некогда рукоять складывалась из сотен переплетенных нитей, которые скручивались между собой, поднимались десятком дужек, соединявшихся в замысловатую гарду. В отличие от этого клинка шпага седовласого колдуна была короче, значительно легче и вместе с тем много дороже, потому что являла собой замечательное произведение искусства.

Чернокнижник Пауль Рейхенштейн, магические способности которого Виллем-писарь угадал совершенно правильно, вовсе представлял собой полную противоположность нотариусу, дожидавшегося своей участи наверху. Колдун при очень высоком росте был немыслимо худ, как фигурка из связанных веточек и пучка травы. Он мнил себя гораздо умнее того, кого избрал своей жертвой, ведь если нотариус только на перекрестке миров догадался, кем являлся злонамеренный брат Томас, то он-то понял это еще в келье монастыря Швенцен.

А вот колдунья была точной копией Эльзы Келлер, вплоть до двух маленьких родинок на мочке левого уха. Такое сходство казалось еще удивительнее, если принять в расчет, что жизни двух этих женщин не совпадали между собой ни в чем, начиная с даты и обстоятельств рождения. И горбун Хорст Келлер мог только мечтать, чтобы красавица Эльза была его супругой.

На потолке возникло и исчезло свечение, после чего тела чародеев обволок холодный синий огонь. Колдуны стояли в том же порядке, что и их жертвы, содрогаясь всем телом от вибрации, вторившей гулу.

Вот-вот гул должен был перейти в грохот, и чернокнижники не сразу ощутили, что каменные блоки под их ногами медленно поднимаются, повинуясь приказу горбуна.

Снова на потолке обозначилось пятно света, но на этот раз не пропало, а стало увеличиваться в размерах, пульсируя в такт заклинаниям. Достигнув стен и испачкав их мелкими каплями, свечение заструилось вниз, перетекло по полу и собралось большим озерцом у жаровни, выедая камень, подобно едкой кислоте. Затем свечение поднялось в воздух тонкими ломаными линиями, рассеялось, и в подземелье внезапно стало тихо.

Бреверн-колдун на нечеловеческом языке выкрикнул сложную фразу, после которой все задрожало, и на получившемся подобии алтаря в яркой вспышке появились все шесть путников - шесть жертв, предназначенных дьяволу.

Колдуны улыбались, не скрывая своего ликования.

Писарь Виллем первым открыл глаза и, толком не оглядевшись, сразу попытался приподняться. Из этого ничего не вышло. Он лежал в каменном желобе ногами к остывавшей жаровне и не мог двинуться, при этом не был ни связан, ни парализован. Просто он не чувствовал тела, а лишь догадывался о его существовании и некогда заурядной возможности управлять им. Странные, ни с чем несравнимые ощущения переживал не только писарь, но и прочие путники.

Нотариус живо представлял себя покойником, которого забыли предупредить о постигшей его смерти. С каждой секундой ему все отчетливее казалось, будто битва с колдунами состоялась и осталась позади, в прошлом, но он сам вычеркнул ее из памяти из-за вполне ожидаемого поражения.

Купец и молодой фон Граусбург заметили, что лежат, широко раскинув руки. Они ощутили или, скорее, смутно угадали легкое тепло, исходившее от рук других путников, не попадавших в поле зрения, но, несомненно, лежавших рядом. А Хорст не переставал удивляться, прислушиваясь к нелепому чувству: воспринимая наощупь камень, он не мог разобраться, чем именно ощущает исходивший от него холод. Ладонью? Если да, то какой руки? Может быть, затылком или через одежду? Внятных ответов не было. Ни с чем подобным ему еще не доводилось сталкиваться.

Только Эльза оставалась безразличной к переживаниям такого рода, поскольку внимательно вслушивалась в голоса людей, которых пока не видела.

- Почему на них нет оков? - резко спросил седовласый князь Михаэль Бреверн.

Горбун, восторженный от того, что у них все получилось, осекся, стер ликование с лица и поспешил с ответом: