Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

Размахивая длинной шпагой, Николаус-воин играл с писарем, то ускоряя шаг, то замедляясь, то делая вид, что вот сейчас загонит его в угол. Он наслаждался своей властью и ужасом Виллема, пока сзади до него не донеслись голоса юноши и купца, спешно вооружавшихся импровизированными шпагами.

- Я смотрю, господа не прочь порезвиться перед смертью, - загоготал колдун, жестом приглашая их к бою. - Ну что ж, это ваш выбор.

Хорст выкручивал голову змее, стараясь завладеть клинком, и поздновато заметил, как другая тварь поднырнула под руку и уколола кинжалом в правый бок. Если бы не толстый стеганный жилет мельника, рана была бы куда серьезней. Горбун на возвышении обессиленно опустился к ногам колдуньи и крикнул, обращаясь к князю:

- Больше не могу, мой господин.

Иллюзия развеялась - князь собрался из сотен склизких змей и вновь попытался нанести Хорсту удар кинжалом. Тот отскочил, но прежде с такой силой приложил кисть, сжимавшую шпагу, о пол, что оружие выскочило из руки и со звоном покатилось к нотариусу, все еще пытавшемуся взять контроль над собственным телом.

Вскочившая на ноги Эльза Келлер поспешила на помощь мужу, но путь ей преградила колдунья. Та просто с неимоверной скоростью перенеслась вниз. Вот она стояла наверху, а теперь уже с перекошенным от ярости, поистине безобразным лицом дряхлой ведьмы, схватила свою копию за шею. Все тело Эльзы тут же пронзила нестерпимая боль, распиравшая изнутри и, кажется, сжигавшая внутренние органы. Она едва не потеряла сознание, однако нашла возможность сопротивляться.

Воин не фехтовал. Он танцевал, изящно, филигранно и красиво. В его движениях отсутствовал любой намек на грубую силу, несмотря на фигуру, комплекцию. Действовал колдун Николаус тонко, со знанием дела, прямо-таки ювелирно, ни на секунду не полагаясь на удачу. Ни юноша, ни купец такого мастерства никогда прежде не встречали. Да им и слышать-то не приходилось о существовании подобного мастера в обращении с холодным оружием.

Впрочем, одному лишь клинку колдун не доверял. Уходя от ударов, проводя контрудары, он особым образом действовал левой рукой так, что на короткие отрезки времени превращал ее в довольно длинный огненный хлыст. Тот с шипением рассекал воздух, выжигал ровные линии на камнях пола и пару раз самым концом задевал одежду юного фон Граусбурга. Одного прикосновения такого хлыста было бы, пожалуй, достаточно для того, чтобы запросто разрубить человека и одновременно с этим обуглить раны.

Эльза не могла справиться с колдуньей. Лицо побагровело, нестерпимая боль заполнила ее до краев, не позволяя помыслить ни о чем другом - только об острой, разрывающей ее на куски боли. Эльза где-то глубоко в подсознании понимала, что ее жуткие страдания есть результат внушения, что боли как таковой нет, и она окончательно уйдет, стоит от нее абстрагироваться. Но каждый новый импульс боли заставлял ее отбрасывать спасительную мысль.

Увидев это, Виллем поднял шпагу седовласого колдуна и уже готов был нанести удар, прикончить проклятую ведьму, как та стремительно переместилась, очутившись слева от него, и всего-навсего коснулась его плеча. Сокрушительная боль взорвалась, словно пороховая бочка или целый пороховой склад, распространившись от плеча по всему телу. В ушах загудело, перед глазами запрыгали искры, и писарь перестал отдавать себе отчет в том, стоит ли он на ногах или лежит на полу. Несмолкаемая боль даже вынудила его задуматься, а не умер ли он вдруг. Но когда зрение восстановилось, он понял, что по-прежнему жив и превратился в слабого, беспомощного очевидца безумной схватки. К нему медленно спускался колдун с жестоко изуродованным лицом.

В какой-то момент Эльза Келлер решила, что сейчас распрощается с жизнью. Боль вновь захватила ее, но тут же затушевалась воспоминаниями о сыне и распалившимся желанием во что бы то ни стало выжить. Она подумала, что стоит ей сдаться, как гибель будет вопросом времени, а за этим не останется ничего, кроме вечного ада. Никакого Высшего суда. Прямиком в преисподнюю за чужие грехи. Ей уже не представиться возможность встретить своего маленького мальчика на небесах, где он терпеливо дожидается родителей в окружении добрых ангелов, но без любимой мамы. Эльза испугалась, что никогда уже не взглянет на сыночка, испугалась сильнее, чем новой атаки ведьмы, сильнее, чем гибели всех путников. И боль отступила.

Эльза перехватила удерживавшие ее руки колдуньи, сжала их и вывернула, чтобы освободиться. Ведьма ненадолго отступила и, переместившись за спину женщины, сразу же вцепилась ей в волосы. Сначала она собрала остаток сил и атаковала Эльзу, внушая ей физическую боль, а когда это не принесло ожидаемого результата, повалила и занесла кулак для мощного удара.

Жена мельника ровным счетом ничего не почувствовала, лишь услышала короткое шипение и распознала неприятный запах подгоревшего мяса.

Язвительно посмеиваясь над обоими противниками, Николаус-воин одним четким, доведенным до совершенства движением отразил и выпад купца, и размашистый удар юного фон Граусбурга. Михаэль Бреверн был так близко от него, что колдун выпустил из руки огненный хлыст, обрушивая его сверху вниз туда, куда купец просто обязан был отскочить. Вместо этого магическое оружие, с шипением разворачиваясь из плотно сжатого жгута, буквально срезало лицо колдунье, ушло ниже, отсекая левую руку по локоть.

- Госпожа! О нет! - оглушительно заверещал горбун, не услышав с каким глухим стуком падает тело его возлюбленной.

Словно в ответ ему, клекот ястребоголовых слуг ангела смерти стократно усилился.

Глава пятьдесят первая

Надсадно кашляя и все еще четко ощущая на шее холодные пальцы погибшей колдуньи, Эльза Келлер понемногу приходила в себя, когда мимо нее промелькнул горбун, забывший о хромоте и ни на что не отвлекавшийся, кроме тела своей госпожи. Колени его подогнулись, он рухнул к трупу и завыл от нестерпимой тоски, лишившей колдуна рассудка.

Ни на колдунье, ни около не виднелось ни капли крови, поскольку смертоносный огненный хлыст Николауса-воина прижег раны. Но и при этом нужно было быть явно не в себе, чтобы счесть колдунью не мертвой, а лишь раненой.

Горбун застыл, его полный безумия взгляд зашарил по темному подземелью, ни на ком из людей подолгу не задерживаясь.

- Рейхенштейн, - прошептал он себе под нос и затем зычно крикнул: - Где Рейхенштейн? Он должен излечить госпожу! Рейхенштейн!

Седовласый князь не видел гибели колдуньи - только почувствовал. Впрочем, предпринимать каких-то решительных действий он не мог, поскольку один на один схватился с мельником. Колдун осторожничал, ибо был вооружен коротким ритуальным кинжалом, в то время как Хорст Келлер завладел его шпагой. Мельник имел самое отдаленное представление о фехтовании, и тем обиднее и нелепее была бы смерть князя от собственного острого клинка, который сжимала рука деревенского рохли.