Виктор Никитин - Легенда дьявольского перекрестка

Крик горбуна, искавшего колдуна Пауля, отвлек князя, и он едва не поплатился за это. Пытаясь пронзить седовласого, Хорст сделал выпад, каким в его представлении должен был выглядеть этот вариант атаки. Не отыскав глазами худого чародея, горбун обратился к князю, и в его голосе явственно звучали нотки, свойственные зареванному ребенку, жалующемуся отцу на своего обидчика:

- Господин, посмотрите, Рейхенштейн где-то спрятался. Пожалуйста, прикажите ему вылечить госпожу Эльзу.

- Оставь ее, идиот! Она мертва, - отрезал седовласый князь, уворачиваясь от очередного неловкого, но сильного удара Хорста Келлера.

- Н-н-нет, - промямлил горбун. - Нет же. Не мертва. Вы можете приказать Рейхенштейну. Я знаю. Так прикажите.

Лицо колдуньи, на котором запечатлелось выражение злобы и ненависти к Эльзе, лежало на коленях горбуна. Он смотрел в него, ласково разговаривал с ним, будто бы не замечая, что на теле его госпожи от линии волос до подбородка была только черная пережженная и спекшаяся масса. Отрубленная левая рука и вовсе не вызывала у него какой-либо заинтересованности.

- Прикажите Рейхенштейну, умоляю, - ныл он.

- Ее уже нет. Забудь и помоги мне разделаться с остальными! - велел князь.

- Но ведь нужно именно шесть чародеев. А без госпожи нас пятеро.

- Дьяволу нужно шесть жертв, и одной из таковых она сама стал, - сипел князь, задыхаясь. - Сколько будет чародеев не столь важно.

- И ты никак не поможешь моей госпоже? - с каким-то опасным равнодушием уточнил горбун и бережно положил труп на пол.

- Ей нельзя помочь, идиот! - взъярился седовласый колдун.

Горбун приподнимался, пока в его сознании медленно разрасталось ожесточение, а потом с душераздирающими воплями набросился на ничего не подозревавшего князя. Повиснув на плече и крепко держась за руку, сжимавшую кинжал, он принялся безостановочно молотить колдуна ногами, попадая в живот, по почкам, в печень, в пах. Седовласый взвыл, перед глазами у него замаячили большой россыпью крупные звезды, а горбун не унимался: рвал волосы, кусал за шею и лицо, колотил по всему телу, куда мог дотянуться.

Колдун Николаус, похоже, не заметил, что кого-то убил, или просто не придал этому значения, будучи целиком и полностью поглощенным поединком. Кроме схватки для него сейчас ничего не существовало во всем мире. Он не пропустил ни единого удара, зато шпагой и огненным хлыстом превратил одежды своих противников в лохмотья, да такие, что купцу пришлось избавиться от разодранного камзола, мешавшего движениям. Оставив Михаэля в одной рваной рубахе, воин долго развлекался тем, что аккуратно срезал с нее кружева воротника и манжет.

Больше всего не повезло юному фон Граусбургу, умений которому не хватало. Зато глупой отваги у него оказалось с большим запасом, как у котенка, вознамерившегося легко выплыть из ведра с водой.

Стальной прут в его руке погнулся и покрылся зазубринами. Юноша тяжело дышал, выбился из сил, однако из схватки не выходил. Самонадеянно решив, что наконец-то улучил отличный момент, когда Михаэль снова пошел в атаку, молодой риттер, впервые в жизни схлестнувшийся с соперником всерьез, ступил колдуну за спину. Он присел, собираясь ранить воина в бедро, однако тот никого не терял из виду и раскусил задумку юноши.

Провернувшись на каблуках, двумя быстрыми взмахами клинка воин отбросил юного фон Граусбурга далеко назад, оставив ему на вечную память о себе два длинных пореза: на щеке и на кисти. Колдуну ничто не мешало нанести более глубокие раны либо сразу поразить жизненно важные органы, но, по-видимому, ему очень хотелось продолжать эту занимательную игру.

- Николаус?! - в испуге крикнул купец Михаэль, не разглядевший подробностей.

- Все в порядке. Царапины, - ответил юный фон Граусбург, размазывая по лицу густую кровь.

Отчаявшись дотянуться до горбуна кинжалом, при этом то и дело уворачиваясь от наскоков Хорста Келлера, седовласый князь отошел от мельника как можно дальше, выбрал самое неровное место на треснувших каменных плитах. Горбун вцепился зубами в ухо колдуна и по-звериному рывками стал дергать в стороны. Князь заревел громче и, подпрыгнув, со всего маху упал на пол, подминая окончательно спятившего чернокнижника.

Раздался хруст ломаемых позвонков, потом этот жуткий звук повторился еще раз, когда седовласый стал подниматься, опираясь о мертвое тело то руками, то ногами. Во рту горбуна осталось окровавленное ухо.

Выпрямившись, князь гневно посмотрел на Хорста, грязно выругался и перешел в яростное наступление.

Стоя около писаря и наблюдая за развернувшейся битвой, Виллем-колдун оставался совершенно безучастным. Его копия продолжала лежать на полу, поджав ноги и придерживаясь за живот, который разрывало от боли. Видимо, он сильно приложился при падении и отшиб внутренние органы.

- Да что с тобой такое случилось? - процедил он сквозь зубы, глядя в искаженное увечьями лицо чародея.

Тот присел на корточки и ответил:

- Со мной случилась сарагосская инквизиция. Сначала меня долго уговаривали преподавать в университете Сарагосы, а стоило мне проявить интерес к старинным иудейским книгам, которых в университетской библиотеке великое множество, как поспешили объявить чернокнижником. Чудовищная подлость с их стороны. Если бы можно было подробнее поведать тебе мою историю, ты бы подумал, что я еще легко отделался. Видишь ли, мне повезло иметь хороших свидетелей, опровергших обвинение в том, что я - скрытый иудей. Если бы этот пункт обвинения доказали, меня бы быстро казнили, без каких-либо прочих разбирательств.

- Ты хочешь рассказать мне об этом? - удивился писарь.

- А ты готов меня выслушать? - оживился Виллем.

- Ты точно не моя копия, - замотал головой писарь. - Чья угодно, но не моя. Я никогда не стал бы таким черствым и глупым.

- Я не глуп, - запротестовал чародей, прежде всего тщательно обдумав, с каким из утверждений не следует соглашаться.

- Глуп, - утвердительно закивал писарь. - Ты глуп, если выбрал себе такую участь, и доволен ею. Посмотри, что происходит вокруг тебя, а ты остаешься равнодушным. Для тебя нет ничего, кроме знаний, новых и более глубоких. Вот только они, похоже, интересуют тебя сами по себе. Не то, что знания могут дать миру и людям, а сами знания. Это похоже на разгадывание загадок детьми, когда взрослые умиляются и веселятся, но понимают, что для них самих разгадывание таких загадок не имеет смысла. Тебе противно все окружающее, как недостойное твоего внимания или же что-то хорошо изученное, широко известное, лишенное тайны. Как ты еще себе не стал противен?

- Не противен. Во всяком случае, пока.

- Что?

- Понимаешь, дьявол выполнил свою часть сделки и дал мне источники, откуда возможно едва ли не бесконечно черпать знания. И я черпал, долгое время не осознавая, что напрасно не попросил у дьявола умений. Знания переполняют меня, огромное количество познанного и открытого моему разуму жжет нестерпимым пламенем изнутри, но не обнаруживает выхода. Знания без умений это даже не ничто, это невыносимая мука, которую я переживаю утомительно долгое, слишком долгое время. Я прекрасно понимаю, что князь, этот противный молодой воин и другие колдуны использовали меня...