Веда Корнилова - Тени забытых земель

В той землянке, которую беглецы выбрали для себя, ранее обитало не менее шести человек. Еще там была крепкая дверь и даже что-то вроде внушительного запора, изготовленного из старой кирки. Брат Белтус опять успел нащипать лучинок, так что какое-то подобие домашнего уюта на вечер беглецам было обеспечено.

Полной темноты ждать не стали, заперли дверь едва ли не сразу же после того, как на лагерь упали глубокие тени: неизвестно, что за зверь бродят рядом - ведь не просто же так кто-то из старателей копал неподалеку от лагеря ловчие ямы!

Андреасу, как раненому, выделили едва ли не самое лучшее место, и Абигейл не отходила от него ни на шаг, давала пить, говорила что-то успокаивающее... Не сказать, что Андреасу не нравилась трогательная забота девушки, как раз наоборот - молодому человеку было несколько неудобно от такого внимания, и в то же время его до глубины души трогала забота Абигейл. Парень понимал, что такое искреннее чувство встретишь нечасто, а если кому-то посчастливиться найти нечто подобное, то терять его ни в коем случае нельзя. И потом, не ответить на чувство девушки просто невозможно.

Конечно, женщины раньше оказывали молодому красавцу-принцу немало знаков внимания, но столь бескорыстного и преданного участия он никогда не встречал. Пусть Абигейл не так красива, как его прежние подружки, но, как говорится, красота рано или поздно приглядится, с возрастом может и вовсе пропасть, а вот душа и искренние чувства останутся с тобой навсегда.

Спать было еще рано, и люди просто беседовали, наслаждаясь лишними часами отдыха. Постепенно заговорили о том, куда могли исчезнуть старатели. Общее мнение было таким: и этих людей увели наги.

- А я все вспоминаю тех четверых, которых хвостатые увезли на своем плоту от дома Стеана... - вздохнула Абигейл. - Надеюсь, этих несчастных оставят в живых.

- Конечно, оставят... - кивнул головой дядюшка. - Портал обрушен, жертвоприношений пока нет (во всяком случае, я очень на это надеюсь), а работники нагам нужны позарез - ведь сами змеюки труд, даже в собственных интересах, считают оскорблением. Вот пленные пока и поработают на благо хвостатых.

- Так эти люди... Они что, уже никогда не вернутся назад?

- Ну уж зачем сразу так... Сейчас главное - нам вырваться из Запретных земель, а за их пределами придется отдельно соображать, как сбить спесь с нагов и вернуть домой всех тех людей, кто сейчас горбатится на хвостатых. Не сомневайтесь: вернем всех, кто там будет. Правда, на это нужно время, однако у меня есть пара идей, как все это дело можно провернуть куда быстрей. Во всяком случае, нагов можно будет прижать к ногтю. Если уж на то пошло, то вполне можно будет сделать так, что наги, и верно, станут только тенями своего былого величия. Впрочем, они уже почти что тени... Но об этом поговорим потом, после того, как уберемся с этих земель.

- А... А Нарла... Она ведь не вернется в мир людей? - судя по всему, этот вопрос интересовал Абигейл едва ли не больше всех остальных.

- Этой змее самое место тут... - чуть усмехнулся дядюшка. - На этих проклятых землях. Только вот не помешает разобраться, каким таким непонятным образом она сумела избежать костра.

- Кстати, брат Титус, я тоже давно задаюсь этим вопросом... - брат Белтус все никак не мог прекратить свои нападки на молодого послушника. - Как могло получиться так, что эта змея сумела выскользнуть из застенков святой инквизиции?

- И мне недавно одна только мысль о подобном казалась совершенно невозможной,- дядюшка потер виски, - а тут мы сталкиваемся со свершившимся фактом. У меня в голове подобное до сих пор как-то не укладывается.

- Пару седмиц назад я и сам ни во что такое никогда бы не поверил... - брат Титус только что не развел руками. - В застенках святой инквизиции служат жесткие люди, твердые в своей вере, и не склонные к жалости и сантиментам...

- Вы, брат Титус, наверное, хотели сказать о тамошних служителях, что у них совсем нет нервов, а вместе с тем отсутствуют человечность, жалость и сострадание? - вновь не выдержал брат Белтус.

- Что ж, можно сказать и так... - молодой послушник посмотрел на монаха. - Брат Белтус, не обижайтесь на мои слова, но, похоже, вам в тюремных застенках досталось не так и много. До основных допросов с пристрастием дело, судя по всему, не дошло, чему я искренне рад. Вот если бы вас раскатали по-полной, тогда бы вы поняли...

- Мне хватило и того, что было... - пробурчал брат Белтус. - Садисты...

- Да, иногда при допросах дознаватели несколько перехватывают... - вздохнул брат Титус.

- Иногда!.. - язвительности в голосе брата Белтуса хватало на десятерых.

- Чтоб вы знали: многие из нас противостоят злу, и часто гибнут, выполняя свой долг!

- Куда чаще от вашей руки гибнут невинные!

- Ну, в инквизиции, как, впрочем, и в любой другой службе, хватает самых разных людей, как мясников, так и тех, кто пытается гуманными способами докопаться до истины... - пожал плечами брат Титус. - Не все так просто, и не стоит всех чесать под одну гребенку. Однако что касается тех, кто несет свою службу в застенках инквизиции, то здесь вы кое в чем правы: там находятся лишь те, на кого можно положиться целиком и полностью, кто ни во что не ставит ни деньги, ни связи. Сбежать из застенков инквизиции практически невозможно, и я вначале с изрядной долей скепсиса воспринял известие о том, что Нарла будто бы сбежала именно оттуда. Позже, когда прошло первое неприятие этой новости, я все же решил как следует взвесить это предположение, рассмотреть его со всех сторон. Сложность в том, что я практически никого не знаю из тамошних служителей, хотя о порядках, царящих в застенках, наслышан предостаточно.

- Если я правильно понял, то вы все же пришли к каким-то выводам? - поинтересовался дядюшка.

- Вроде того... - кивнул головой брат Титус. - В моей душе проросли зерна сомнения, посеянные вами. Повторяю: тамошних служителей я не знаю, но вспомнил, как однажды, когда я еще учился у братьев-инквизиторов, отец... ну, его имя вам ничего не скажет... Так вот, тогда он, рассказывая о преодоленных страстях, приводил нам в пример некоего брата... имя пока что не важно. Этот человек с юности был великим игроком в азартные игры, и просадил в пух и прах свое огромнейшее состояние, оставив всю свою семью даже не на грани нищеты, а за ее гранью. Потом сей муж искренне раскаялся в своей неправедной жизни и пагубных страстях, принял постриг, и был настолько горяч и неутомим в своей вере, что его ставили едва ли не в пример всем остальным. Более того: он испытывал такую острую неприязнь к грешникам и ослушникам, что сам напросился на службу в тюремные застенки, дабы строгостью и воздержанием пресекать дурные наклонности грешников и наставлять их на путь истинный...