Андрей Трегубов - Могло быть и так, или Эльфы тоже люди

«Впрочем, — одёргивал он себя, — кто знает, что человечество может натворить самостоятельно, без контроля».

Эти воспоминания и размышления мутной чередой неслись в похмельной голове старого Йоргена, благодарного эльфам и «серым» людям за тёплое место, власть, признание, спокойную жизнь сытого управленца.

И разрушения такой жизни он никак не хотел замечать:

— Надежда умерла? — возьмём нового Властителя из Ближних;

— Подземные объявили войну? — серые ушли в горы, где драться проще;

— Умер Вильхельм? — так нечего было быть таким набожным занудой и надоедать, когда не просят; может, именно из-за него с Тель ничего не вышло…

Внезапно Йорген вынырнул из раздумий из-за скрипа двери. На пороге стоял Якоб с двумя кубками. Приветливо улыбался и, войдя, толкнул ногой дверь. Получилось слишком сильно, дверь со стуком врезалась в косяк и приоткрылась вновь. Внезапный сквозняк по анфиладе тронул и противоположную дверь к Мартину.

Йорген вздрогнул и за мгновение решил, что не будет пить принесённое вино, если Якоб сейчас аккуратно закроет хотя бы одну дверь. Третий не сделал этого. Первый слегка расслабился.

— Я принёс тебе похмел, брат. Вчера было жарко. И мне показалось, очень пыльно, но я не помню.

Йорген долго смотрел на кроваво-алое вино. Якоб молча отобрал у него кубок, отхлебнул и вернул.

«Не проглотил или принял противоядие», — Йорген снова взглянул на вино, обернулся к окну, буркнул: «Хочу воды», — грузно поднялся, направился к кувшину. Напившись, вернулся.

Якоб отпил из обоих кубков ощутимое количество вина. Вновь протянул один Йоргену, прищурился:

— Боишься, что ли?

— Нет, конечно. Хотел воды. — Ни тени сконфуженности.

— Я бы на твоём месте боялся…

— У тебя есть сведения, что кто-то хочет меня убить, — по-прежнему непроницаемое лицо, прозрачные глаза говорят лишь о лёгкой заинтересованности.

— Да. Один из Приближенных, Четырнадцатый. Раньше мы звали его Генрихом… — Третий выжимал хоть какую-нибудь реакцию.

— А, этот тот, кого крестил почивший Вильхельм? Его последний оруженосец? — Даже глаза успокоились.

«Не видит угрозы в Приближённом, вспоминает, как до него добраться, чтоб убить первым», — Якоб зевнул, подтверждая безопасность Генриха.

Зевок оказался заразным, Йорген тоже не выдержал и сладко, с громким «а-авом» поддался искушению. В этот миг по зубам пробежало что-то твёрдое и тяжёлым холодом упало на язык.

Якоб вложил в рот Йоргену его амулет сна.

Огромный католический собор. Пустой. Поглощающий. Давящий величием. Своя душа кажется маленькой и незначительной в этом мире исполинских статуй, икон и витражей. Готические соборы призваны устрашать и подавлять мощью. В этом мире и времени не было человека, лишь Святое и Божественное. Смертные — слишком низки, жалки, слишком грешны уже самим фактом зачатья. Вся жизнь состояла в стремлении замолить этот первородный грех и не совершать новых. Или замаливать и их…

На Йоргена это величие и пустота подействовали угнетающе. Он принялся осматриваться, двигаясь к алтарю между рядами скамеек. Они убирали лишь немного пустого гулкого пространства и в масштабах собора казались восточным ковриком с мелким ворсом.

Становилось совсем неуютно, и вдруг гулкую тишину скомкал тихий голос. Невидимый одинокий аббат принялся служить мессу.

Только голос, очень знакомый, но рассыпающийся эхом под своды собора. Чёрная тень мельком пронеслась перед первым рядом скамеек и застыла тёмной рясой перед алтарём спиной к Йоргену.

Слева от него стояла статуя Божьей Матери с Младенцем. Выполнена из бежевого камня и кажется живой. При приближении Йоргена статуя начала расти, черты лица её, доселе нейтральные, приобрели сходство с лицом Эстелиель. Один гневный взгляд, и вот уже снова на него кротко взирает Дева Мария. Ребёнок, прижимавшийся лицом к её груди, развернулся в желании взглянуть на единственного прихожанина.

Йорген застыл. У маленького Иисуса не было лица…

Шелест голоса аббата оборвался, эхом унёсся ввысь. Затем чётко прозвучало:

— Что ты видишь? Какой для тебя Иисус?

Йорген не мог найти силы ответить или хотя бы отвести взгляд от статуи. Он узнал голос священника. Это был Вильхельм… С нарастающим ужасом он наблюдал, как невидимые шипы впиваются в затылок, шею, спину аббата, становятся заметными под струями крови цвета густого вина.

— Да, я убил тебя, брат, я не рассчитал удара, я забыл о шипах, я думал только о греховном насилии над Тель… Да, я грешен, я грешен…

Он рухнул на колени в лужу липко чмокнувшей крови.

Этот звук стал последней каплей.

Первый Властитель, чьё имя Йорген Норберт, умер во сне от кровоизлияния в мозг.

Спавшего рядом Якоба выкинуло из сна, он задохнулся, но быстро взял себя в руки. Аккуратно вытянул из губ Йоргена амулет, вздохнул:

— Ты подвергся процедуре ареста и допроса. Вёл диалог со своей совестью, ибо Бог — это наша совесть, и Бог — лучший палач. Requiescat in pace.

Якоб отошёл к своей двери, картинно уронил кубки, которые грохнули об пол, расплескав остатки вина, и принялся звать на помощь.

Грим прерывисто дышал, приглаживал спутанные волосы, в которых застряли щепки и сосновые иголки. Узкие вертикальные щёлки зрачков горели адреналином.

— Жить будет? — нотка презрения, нотка равнодушия, нотка радости.

— Если лечить. Но в замке. До замка — стазис… — ответила Тель.

— Поставим вопрос по-другому, — не унимался Грим. — Ты будешь его лечить?

— Конечно! — взорвалась девушка.

Колдун рыкнул, округлил зрачки, открыл дверцы машины. Усилием воли посадил Сайласа и Лорешинада на заднее сиденье. Запихнул растерянного Пашку вместе с клинками эльфа на переднее. Попытался вытащить стрелу из лобового стекла. Оно тут же начало рассыпаться дальше. Колдун оставил попытки, сжёг стрелу, сдул пепел и уселся на насквозь мокрое сиденье. Принялся заводить машину.

Первые три попытки не принесли результата. Грим матерился, белый Пашка пребывал в предобморочном состоянии, Тель было вовсе не до них.

Грим рыкнул на мальчишку, тот мигом подобрал ноги. Колдун сунулся под коврик, нашарил там тряпицу, вытянул её вместе с ржавой монеткой и комком чего-то бесформенного на резиновом колечке. Поморщился, отцепляя всё это. Вылез, ушёл рыться под капотом, вернулся без тряпки, но с пучком из пяти проводов.

— Слышь, капельница с ушами, как ты насчёт водной стихии? Просуши, — Грим сунул Тель провода.

— Что это? — изумилась серая.

— Отсырели высоковольтники, надо конденсат испарить…

Тель беспомощно открыла и, не сказав ни слова, закрыла рот. От проводов пошёл лёгкий пар…