Егор Вакула - Танец со змеей

Октис и Вороней прошли внутрь, дверь за ними закрылась. Они оказались в маленькой комнатке наедине с дылдой-стражником и тусклой масляной лампой на столике.

– Раздевайтесь. – Буркнул дылда.

– Что? – Возмутилась танцовщица.

– Я говорю: снимайте верхнюю одежду. Досмотр. Вещи из сумки выложить на стол.

Они переглянулись. Нужно было играть по правилам принимающей стороны. Октис послушно сняла платок – бросила на стол. Сняла пончо и отдала охраннику, когда тот протянул за ним руку. Он помял полотно, осмотрел, как мог, и бросил в угол на скамью. Затем последовала очередь вещей из сумки и самой сумки. Сценический костюм Асы повторил путь накидки. Стражник недовольно хмыкнул, когда взялся за охапку металлических украшений танцовщицы. Помял, осмотрел с разных сторон, попытался растянуть запутавшиеся побрякушки, но быстро устал и бросил в сторону осмотренных вещей. Остался небольшой бутыль с маслом. Этой доли хватило бы еще на пять выступлений, но нужно было только одно.

– Это горит? – Спросил он.

Импресарио набрал в легкие воздуха, чтобы озвучить свои книжные познания, но его опередила танцовщица:

– Если бы это горело, я бы этим не обмазывалась.

– Ага. – Сказал стражник и, наконец-то, осмотрел танцовщицу через ее городское платье. Представил, как будет выглядеть она обмазанная маслом, да еще и в тех бесстыдных тряпках, что уже кинуты в угол.

Он прогнал лишние фантазии и приступил к осмотру мужчины. Проверил пончо. Заставил снять сапоги. Проверил их и приступил к личному досмотру. Прошелся руками по всей одежде спереди и сзади.

Это может быть маленький кинжал-игла, – повторял он, – который прикреплен к телу. От того и нужно прощупать все руками, помять, чтобы все было податливо…

Октис с тревогой смотрела в их сторону. Понятно, стражник оставил ее напоследок, чтобы помнить сегодня ощущения именно от ее тела, а не от какого-то мужика. Он словно показывал все, что сделает следом с ней. Когда страж княжеских дверей завершил осмотр, пройдясь рукой по мужской промежности, она дошла до своего предельного состояния, но только цыкнула от недовольства.

Теперь он выпрямился перед ней. Последовала игра в «кто кого пересмотрит», но Аса быстро сдалась, отвела взгляд и безвольно подняла руки. Страж приступил к работе – самой любимой ее части. Ни один участок ее кожи, прикрытый одеждой, не обошелся без его внимания. Когда он потребовал, она повернулась спиной и расставила ноги шире. Стражник начал заново и прошелся по ее телу сверху вниз, а под конец уложил ладонь ей между ног и надавил. Самообладание покинуло Октис: до того единственный мужчина, который мог совершить подобное, был Вороней. Да и то, потому что она разрешала ему это и сама того хотела. Она фыркнула, резко развернулась и с вызовом уставилась на деланно безразличное лицо стражника.

– На этом все. – Сказал он, будто благодаря ее.

Стражник отстучал по двери и им позволили с вещами пройти в нутро княжеского дворца. Здесь уже не экономили на свете. На каменном полу были расстелены хоть и не самые чистые, но дорожки из красной ткани с черной каймой. Очередной стражник в кольчуге сверился с бумагой – главным образом с заученным рисунком подписи князя и знаком, отличающим тип пригласительного. Он провел их по коридорам до небольшой каморки, схожей с той, в которой проводился досмотр.

– Кидайте свои вещи здесь и к князю на поклон. – Сказал он.

Они послушались. Сложили вещи в темноту комнатки, освещенной только коридорным светом, и пошли далее за бдительным проводником. За углом в конце коридора их ожидала большая дверь, украшенная резьбой и замысловатым узором кованных металлических перекладин. Двое караульных открыли дверь, пропуская их внутрь. Сопровождающий остался в коридоре.

Волокита закончилась.

Октис и Вороней переглянулись и, преодолевая обоюдную нерешительность, вошли в княжеский зал.

Лес не кончался. Чем дальше шли Октис и Гордей, тем больше их окружение сводилось к тому болоту, что было на востоке. Но до столь же глубоких луж, огороженных переплетением корней, дело не доходило. Оставленный далеко позади хребет, все еще заявлял о себе небольшими горками и острыми зубцами старых трухлявых камней, вздымающихся над слоями воды и подгнивших листьев.

Через пол дня после встречи с охотником обитатели Донного леса вновь решили напомнить непрошенным гостям о себе. Прямо на пути по стволу дерева к ним слез неизвестный зверек. У него были длинные толстые когти, которыми он держался за кору, бурая шерсть, острая мордочка и большие глаза. Этими большими глазами он и уставился на диковинных для него богоподобных землепашцев. Октис замерла в шаге от зверя. Огляделась, уложив руку на кинжал. История с кошками не повторилась. Любопытная тварь лишь обнюхала гостей, и все участники этой встречи направились дальше по своим делами.

Вольная ведущая побрезговала убивать глупого зверька – в конце концов, он не был бурдюком с водой, а мяса пока хватало от убитого вчера зайца-переростка. Гордей же вдруг пожалел, что никак не сможет зарисовать очередную неизвестную тварь. Тому мешало несколько причин: у него не было времени, подходящих материалов и инструментов, и, в конце концов, он просто не умел рисовать. Перерисовывать, копировать – лучше некоторых знакомых книгарей. Если не всех. Но рисовать с натуры… хуже у него выходило только рисовать по памяти. Молодой книжник переглянулся в последний раз с беспечным болотным обитателем, и устремился дальше – догонять ведущую.

Впечатление от этой встречи быстро стерлось в сознании путников, как неуместное и неподходящее царящему гнетущему настроению. Оно никак не могло убедить их в том, что Донный лес не так страшен и жесток, как кажется. Они знали – им не кажется. Это была просто дешевая и неудачная хитрость со стороны леса – попытка отвлечь внимание от сгущающейся плотной тьмы над их головами.

Кроны окончательно сомкнулись. Октис уже не могла ориентироваться по свету Матери. Ничто не выдавало положение Старшей в небе, и все вокруг стало сплошной тенью. Ведущая подумывала вновь направить Гордея вверх на дерево или даже лезть самой. Но на такую возню не хватало ни времени, ни места. Где-то впереди должны быть цахари. Неизвестно, как далеко: может, в нескольких шагах – за ближайшим кустом, а может… все же путь землепашцев извернется, и Творцы выведут их из леса невредимыми?

Надежда на чудо колола обоих едва ли не сильнее, чем страх перед расправой – столь незавидной для любого богоподобного. Она подстегивала их идти быстрее, быть нетерпеливее и больше смотреть вперед, но не в поисках опасности, а только чтобы, наконец, увидеть свет Матери вдалеке – заветную границу Донного леса.