Джо Аберкромби - Полукороль

– Довольно! – взревел Одем. Зазвенело эхо, и Ярви снова замер. Дядя подхватил королевский обруч и надел его обратно. – Если вы хотели, чтобы было иначе, почему вы меня не остановили? – Он крутанулся на пятках и зашагал из зала.

– Они послали меня, чтобы я это сделал, – прошипел Ярви, убирая меч Шадикширрам обратно в ножны. Не сейчас. Еще рано. Не так просто. Но его сомнения выгорели.

Даже если понадобится утопить Торлби в крови.

Одем должен умереть.

Ярви изо всех сил тянул весло, зная, что над ним занесен хлыст. Он тянул и рычал, напрягая даже обрубок пальца бесполезной руки, но как он мог сдвинуть весло один?

Мать Море бурно ворвалась в трюм «Южного Ветра», и Ярви отчаянно нащупывал лестницу, глядя, как люди натягивают цепи, чтобы вздохнуть в последний раз, а вода поднимается над их лицами.

«Умные детки тонут в точности так же, как глупые» – сказал Тригг. Из ровной раны в его черепе текла кровь.

Ярви, спотыкаясь, еще раз шагнул в безжалостный снег, поскользнулся и зашатался на горячей скале, гладкой, как стекло. Как бы он ни бежал, собаки всегда кусали его за пятки.

Обнаженные зубы Гром-гил-Горма были красными, все его лицо разбито в кровь, а пальцы Ярви скользили по его ожерелью. «Я иду», его голос звенел, как колокол. «И Мать Война идет со мной!»

«Ты готов встать на колени?» – спросила Мать Скаер. Ее руки были в эльфийских амулетах, и вороны на ее плечах все смеялись и смеялись.

«Он уже на коленях», – сказал Одем. Локтями он опирался на черные ручки Черного Стула.

«Он всегда стоял на них», – сказала Исриун, и улыбалась, улыбалась.

«Все мы кому-то служим», – сказала Праматерь Вексен, и ее глаза жадно блестели.

– Хватит! – зашипел Ярви. – Хватит!

Он рывком распахнул скрытую дверь и ударил изогнутым мечом. Анкран выпучил глаза, когда клинок вошел в него. «Сталь это ответ», – прохрипел он.

Шадикширрам заворчала и поднялась на локтях. Он ударил ее, металл с глухим звуком вошел в плоть, и она улыбнулась, глядя на него через плечо.

«Он идет», – прошептала она. «Он идет».

Ярви проснулся мокрым от пота, запутавшись в одеялах и ударяя кулаком в матрас.

Над ним виднелось дьявольское лицо, сотканное из огня и теней, воняющее дымом. Ярви отпрянул, а потом выдохнул от облегчения, поняв, что это Ральф. В его руке на фоне темноты горел факел.

– Гром-гил-Горм идет, – сказал он.

Ярви вырвался из одеял. Через ставни проникали искаженные звуки. Грохот. Крики. Звон колоколов.

– Он пересек границу, и с ним больше тысячи воинов. Может и сотня тысяч, в зависимости от того, какой слух выберешь.

Ярви попытался смахнуть остатки сна.

– Уже?

– Он движется так же быстро, как огонь, и производит столько же хаоса. Посланцы едва его опережают. Он в трех днях от города. Торлби гудит.

Внизу слабые лучи рассвета просачивались через ставни и освещали бледные лица. Легкий запах дыма щекотал нос Ярви. Дым и страх. Он еле-еле услышал, как священник снаружи надломленным голосом призывает народ преклонить колени перед Единым Богом и спастись.

Встать на колени перед Верховным Королем и стать рабами.

– Твои вороны летают быстро, сестра Оуд, – сказал Ярви.

– Как я и говорила, мой король. – Ярви вздрогнул от этого слова. Оно все еще звучало, как насмешка над ним. Оно и было насмешкой, и будет, пока Одем не умрет.

Он посмотрел на лица своих напарников по веслу. Сумаэль и Джод боялись, каждый по-своему. Ничто жадно улыбался и держал блестящий обнаженный меч.

– Это мой бой, – сказал Ярви. – Если кто-то из вас хочет уйти, я не буду вас винить.

– Я и моя сталь поклялись. – Ничто стер кончиком пальца пятнышко с меча. – Лишь одна дверь меня остановит. Последняя.

Ярви кивнул и здоровой рукой сжал руку Ничто.

– Не буду притворяться, что понимаю твою преданность, но я благодарен за нее.

Остальные с ответом медлили.

– Я солгу, если скажу, что наши шансы меня не волнуют, – сказал Ральф.

– Они волновали тебя и на границе, – сказал Ничто, – и там все закончилось костром из трупов наших врагов.

– И нашего друга. И нас захватила толпа злобных ванстеров. Злобные ванстеры снова в деле, и если этот план потерпит неудачу, сомневаюсь, что нам удастся уйти спокойно, каким бы сладкоголосым ни был юный король.

Ярви положил скрюченную ладонь на рукоять меча Шадикширрам.

– Тогда за нас должна говорить сталь.

– Легко рассуждать, пока она в ножнах. – Сумаэль хмуро смотрела на Джода. – Думаю, нам лучше отправиться на юг, прежде чем начали говорить мечи.

Джод смотрел на Ярви, потом на Сумаэль и снова на Ярви. Его большие плечи опустились. Мудрый ждет своего момента, но никогда его не упускает.

– Можете идти с моим благословением, но я бы предпочел, чтобы вы были со мной, – сказал Ярви. – Мы вместе бросали вызов «Южному Ветру» и вместе с него сбежали. Мы вместе встретили льды и вместе прошли их. Мы преодолеем и это. Вместе. Лишь сделайте со мной еще один взмах.

Сумаэль прищурилась, взглянула на Джода, а потом наклонилась к нему.

– Ты не воин, не король. Ты пекарь.

Джод посмотрел вбок на Ярви и вздохнул.

– И гребец.

– Не по своей воле.

– Не все в жизни зависит от нашей воли. Что за гребец бросит своего напарника?

– Это не наш бой! – прошипела Сумаэль, тихо и настойчиво.

Джод пожал плечами.

– Бой моего друга это мой бой.

– А что насчет самой вкусной воды в мире?

– Потом она будет такой же вкусной. Даже еще вкуснее, наверное. – И Джод слабо улыбнулся Ярви. – Когда надо поднять груз, лучше поднимать, чем стонать.

– Нам всем надо прекратить стонать. – Сумаэль медленно шагнула к Ярви, уставив на него свои темные глаза. – Пожалуйста, Йорв…

– Меня зовут Ярви. – И он твердо, как кремень, встретил ее взгляд, так же, как делала мать, хотя это и было нелегко. Он хотел бы взять ее за руку. Держать ее всю дорогу через снега. Хотел бы, чтобы она утащила его далеко, в Первый из Городов. Хотел снова быть Йорвом, и чтобы Черный Стул был проклят.

Он бы очень хотел взять ее за руку, но не мог позволить себе расслабиться. Ни за что. Он поклялся, и нуждался во всех напарниках по веслу. Ему был нужен Джод. И она была ему нужна.

– Что насчет тебя, Ральф? – спросил он.

Ральф пошевелил губами, тщательно свернул язык и смачно плюнул в окно.

– Когда сражается пекарь, что еще остается воину? – его широкое лицо изломилось в ухмылку. – Мой лук в твоем распоряжении.

Сумаэль уронила руку и уставилась в пол. Ее покрытый шрамами рот скривился.

– Значит, правит Мать Война. Что я могу поделать?

– Ничего, – просто сказал Ничто.

Голубятня все так же была на вершине самой высокой башни цитадели, все так же исчерченная веками и пометом, и все так же насквозь продувалась холодными ветрами через многочисленные окна. Даже более холодными, чем обычно.