Hel Lumi - Кровавое наследие

Старожилы Оак парка до сих пор огибают как можно дальше графский особняк, а завидев меня, переходят на другую сторону улицы. Маразм некоторых достиг такой степени, что они осеняют себя крестом и шепчут молитву, дабы "греховное дитя" (имеюсь в виду я) не причинило им вреда. В детстве я пытался исправить ситуацию, демонстрируя из себя образец вежливости и услужливости, но отношение жителей деревни не изменилось, и тогда я перестал обращать внимание на местное население. Люди тут живут по принципу: "каков отец, таков и сын", а о покойном графе ходили страшные слухи: он заманивал в поместье молодых девушек и юношей, а потом, после богопротивных ночных оргий, в лесу и на обочинах находили обезображенные трупы "гостей" Содзмена.

А я был уверен: все эти сплетни - результат зависти, а мой отец был совсем не таким. По версии Энтони, граф вел замкнутую жизнь и не хотел обзаводиться семьей, боясь, что жене будет уготована печальная участь слишком рано лишиться мужа. Но когда он встретил настоящую любовь, то вмиг забыл о тревогах, и тогда всё его существо заполнило волшебное, незнакомое доселе чувство к прекрасной Арабелле. Впоследствии она, конечно же, стала графиней Содзмен. Увы, его опасения оказались не напрасны: спустя несколько месяцев после рождения сына он скончался, оставив вдовой молодую жену, а меня - сиротой. Графиня, обезумев от горя, потеряла интерес ко всему, включая собственного ребенка. Все её мысли были лишь о покойном супруге, и спустя шесть лет непрерывных душевных страданий она умерла. Я её почти не видел, поскольку мать не проявляла ни малейшего интереса к воспитанию сына. Я не успел ни узнать её, ни запомнить, как она исчезла из моей жизни.

-Что вы делаете?! - испуганно воскликнул Энтони, когда я, взяв картину, зашагал вон из комнаты родителей. Может, он ужаснулся тому, что молодой хозяин решил избавиться от портрета - единственного, что осталось от прежних владельцев дома.

-Я собираюсь повесить картину в своей комнате, - невозмутимо ответил я, тем самым разбив предположения дворецкого.

Энтони не возразил и не поощрил мою идею, очевидно привыкнув за сегодняшний день к странностям. Я и сам себе удивлялся: мои предпочтения и желания менялись на глазах, я жаждал того, что вчера казалось неприемлемым. И хотя сегодня я повзрослел еще на год, обычно это ничего не значит: ведь каждый раз 22-го ноября я чувствую себя так же, как накануне. Неважно, что вчера я был моложе на год. Миропонимание не меняется в одночасье. По крайней мере, так должно быть. Впрочем, теперь я мог поспорить с этим утверждением. Всё меняется. Переворачивается с ног на голову буквально за минуту.

На ужин я вновь потребовал мясо, но поскольку стейк, зажаренный на завтрак, показался мне слишком маленьким, я решил лично проконтролировать дворецкого. "Проконтролировать" - сильно сказано. Я просто наблюдал, следил за тем, чтобы Энтони нарезал мяса не меньше, чем на три фунта, и не прибавлял слишком много огня. У меня слюнки текли при виде красной сочной мякоти, и я с трудом дождался того момента, когда повар убрал сковороду с плиты, а ужин перекочевал на тарелку.

Энтони изумленно наблюдал за мной, а я, схватив вилку и нож, наспех принялся кромсать куски мяса. Внутри вскипало недовольство от того, что лезвие оказалось слишком тупым, чтобы с легкостью резать полусырые стейки. А я был жутко голоден и плевать хотел на этикет.

-Черт! - пробурчал я и нервно отбросил приборы. Нож и вилка, со звоном отскочив от стола, грохнулись на пол. Дворецкий вздрогнул и с ужасом уставился на хозяина.

Как утром, я вгрызался в не прожаренное мясо, и с каждым кусочком ко мне возвращалось умиротворение, будто я насыщал не себя, а некоего злобного, дикого хищника, который, если его не покормят, примется за убийства. Но об этом я смог подумать, только закончив ужин. Я смел три фунта полусырого мяса подчистую, не оставив ни крошки. Это было так не похоже на меня прежнего! Во мне словно поселился кто-то чужой, некое инопланетное создание, жутко прожорливое и жадное. Мне обязательно нужно пройти клиническое обследование. Возможно, внутри меня засел вирус и теперь стремительно прогрессирует. Его необходимо выявить, потому что с любой болезнью легче справиться на начальной стадии. Итак, я принял решение хоть раз в жизни проявить беспокойство о здоровье... Может, завтра.

После ужина я поднялся в спальню, где в уголке ждал своего часа портрет покойных хозяев поместья. Вкрутив шуруп в стену, я повесил картину над кроватью, а сам устроился в кресло напротив. "Да, - подумал я, - тут портрету самое место".

Мои родители были прекрасной парой, а их союз оказался неподвластен даже смерти. После смерти супруга Арабелла думала о нем и осталась верна его памяти. Неужели такая любовь на самом деле существует? Верилось с трудом. Графу Содзмену повезло: он всё же успел познать счастье, прежде чем отправиться в могилу. Как бы он не боялся обречь будущую жену на вдовство, сложно не потерять голову от такой красоты, которой обладала моя мать.

Я смотрел на портрет и размышлял о родителях, когда в комнату зашел дворецкий для того, чтобы, во-первых, сообщить об очередном телефонном поздравлении от бывшей одноклассницы, с которой я виделся на торжестве Крептонов; во-вторых, пожелать спокойной ночи. Только вот сомневался я, что ночь будет мирной и тихой.

За окном стемнело. Производя перестановку в доме, я и не заметил, как быстро пролетел день. Энтони не счел необходимым напоминать о табу - он привык, что я не покидаю спальни в ночное время. Я тоже привык, но сегодня мой мозг работал как-то иначе. Я желал ломать все существующие правила. Или это не я, а тот, кто поселился внутри меня? Так или иначе, я понимал, что сегодня не усижу на месте. Если услышу шаги, то нарушу запрет.

Я включил светильник и, откинувшись на спинку кресла, закрыл глаза. Спать не хотелось: то ли из-за плотного ужина, то ли потому, что мой слух интуитивно напрягся, улавливая малейший шум извне. Кажется, я мог бы сидеть так часами, неподвижно и внемлюще, как охотник, караулящий добычу. До сегодняшнего дня я ни разу не был охотником. В особняке даже оружия не водилось отродясь. Я уже не сомневался: меня заставляет так действовать тот ужасный вирус. Он завладел моим организмом полностью и без остатка. Я хотел бы лечь спать и забыться, но не мог - мне НЕОБХОДИМО выслеживать добычу!

И вот оно свершилось! Наконец-то! Мой обостренный в полумраке слух поймал шорох, доносящийся из коридора. Это были тихие шаги, чья-то легкая поступь. Слишком легкая, чтобы принадлежать дворецкому. Но ведь в родовом поместье никто не живет, кроме нас двоих! Может, в дом пробрался вор? Я тут же отмел нелепую версию: здесь установлена отличная охранная система, и при нелегальном проникновении взвоет сирена. Ну, а если это всё-таки взломщик, взбрела мне в голову странная ироничная мысль, то он отличается постоянством: бродит по коридору регулярно две ноябрьские ночи в год, никогда не изменяя своей привычке.