Анна Хель - Дорога к предательству

Пожалуй, Ака'гаане — это единственное государство, которое обходится со своей знатью куда строже, чем с кем-либо другим. В камеру не проникало ни единого лучика света, здесь не было ничего кроме стен. Даже еду и питье Дарлеме приносили раз в пять дней. Она потеряла счет времени, но все равно ждала, когда покажется хоть капелька света, исходившая от факела в руках тюремщика.

Когда дверь открылась, Дарлема подумала, что пришло время кормежки. Или эшафота. Никогда не знаешь, что именно принесет этот свет — смерть или жизнь. Но в этот раз отвыкшие от освещения глаза увидели вовсе не работника тюрьмы. В тени знакомой фигуры она узнала брата.

— Дара! — прошептал Алем. — Дара, пойдем. Убираемся отсюда, скорее.

— Ал… уходи. Я не собираюсь бежать. Я не боюсь смерти. Да и жизнь моя больше не имеет значения.

— Дура.

Д'рахм схватил сестру за руку и активировал заранее заказанный разовый телепорт. Алем, посвященный в отношения сестры, с самого начала знал, что ничем хорошим они не закончатся.

Двое появились на границе двух человеческих государств. Люди не придали значения виду путников, представителей такой необычной расы, явно благородного происхождения. Тогда еще никто не знал, даже сами д'рахмы, что на следующий день за их головы дадут баснословную цену.

Дарлема тряхнула головой, не желая и дальше проваливаться в омут былой боли. Что было, то прошло, и уже ничего не изменить. Была ли она счастлива под гнетом отца-тирана и предубеждениями общества? К чему все это время так рвалось ее сердце?

Д'рахма уже не хотела, чтобы Ирида повторила её судьбу, но брат… она желала для него лучшего будущего. Алему было суждено родиться первым мужчиной в семье, талантливым и хорошо внушаемым. Ему пророчили успешное будущее, ждали великих дел. Пока Дарлема не сломала все эти надежды. Выбор между братом и магессой казался очевидным. Но горечь на душе не желала отпускать безмолвно метавшуюся д'рахму.

Наутро голова показалась совершенно ненужным и безумно звенящим дополнением к остальному телу. Похмелье, как всегда, не щадило, загребая в свои мерзкие объятья всех неосторожных любителей горячительных напитков. Самое обидное, что как бы разум не старался нащупать ниточку вчерашних событий — память казалась девственно чистой. В мозге нечаянно потерялась одна мысль: как бы так приловчиться и достать из непутевой головы воспоминания о вчерашнем дне? В итоге, вожделенные воспоминания ударили по затылку не хуже увесистого тома «Войны и мира».

— О-о-о-о…

Страдальческий вой был вызван не столько головной болью, сколько подробностями вчерашнего вечера. Пришлось в который раз поклясться себе в отказе от злоупотребления алкоголем. Масла в огонь подливало осознание, что этот день принесет неизбежные объяснения с д'рахмами.

— Интересно, он уже уехал?

Разумеется, от пустой комнаты ответа не последовало. Оставалось только пуститься на поиски воды и, за одно, разведать обстановку. Собственно, вода нашлась довольно быстро, благо, замок был оснащен фонтанчиками для питья, но в коридорах мне не повстречалось ни единой живой души. Замок будто опустел. Хотя, скорее всего, винить в таком восприятии стоило великое русское похмелье.

Ноги завели меня в картинную галерею, где висели портреты предыдущих владельцев замка, расположенные в порядке возрастания. С огромным удивлением, я находила свои собственные черты в том или ином портрете, не уставая удивляться подтверждению родства с этими людьми. Разглядывание переросло в такое фанатичное увлечение, что глаз не сразу уловил чрезмерное сходство одного портрета со мной. Осознав увиденное, я застыла как вкопанная.

— Этого не может быть… не может быть просто потому, что быть не может.

На невероятно живом портрете, в тяжелой золоченой раме, была изображена молодая женщина. Зеленое платье, явно местного фасона, идеально сидело на красивой фигуре, подчеркивая цвет таких знакомых озорных глаз. Глаз моей матери. Да, она несомненно была ею. Только такой мне маму видеть не приходилось: высокая прическа открывала изящную шею, а сама фигура веяла властью и могуществом, хотя, не присущий подобной особе, взгляд сглаживал общее впечатление.

Я просто стояла и смотрела, забыв о «радостях» похмелья, о ситуации с Астартом… забыв все. Задаваясь единственным вопросом: «почему?». Память, словно настоящий мучитель подкидывала воспоминания о вещах, которым раньше не придавалось значения. Мама никогда не рассказывала мне о своей юности, никогда не говорила о том, что случилось с бабушкой и дедушкой. Она часто пропадала на несколько дней, объясняя исчезновения загруженностью на работе. Как водится, пока носом не ткнешь — человек не прозреет, в этом аглар был прав.

При таком раскладе выходило, что я вовсе не последняя в роду, а мамочка просто обвела всех вокруг пальца. Я не понимала, как она могла скрывать от меня все это с самого рождения. Почему бросила на произвол судьбы, когда д'рахмы забрали меня на Драа'искар. Позволила самой разбираться со свалившимися как снег на голову магическими способностями, контролировать которые становилось сложнее с каждым днем. По всей видимости, у нее были определенные планы, но все существо протестовало против роли пешки в руках собственной матери. Ту обиду и злость, что охватили мою душу невозможно описать словами.

Ошарашенная этим открытием, я не заметила, как подошел Лардан.

— Как я посмотрю, ночка выдалась бурная. Чего застыла?

— Дан, эта женщина, на портрете — она моя мать!

— Знаю.

— Тогда почему молчал все это время?!

— Ты ведь все равно не поверила бы.

— Тогда что за рассказы про последнюю из рода?

— Скользящая Валария погибла на глазах тысяч свидетелей.

— Хах! Она живее всех живых и зовут ее Валерия! Но, погоди, если тебя это удивляет… тебя же это удивляет?

— Да.

— …то почему Астарт оставался так спокоен, когда я говорила о маме в настоящем времени?

— Мы ведь не знали, что женщина, называвшаяся твоей матерью и Валария — одно лицо. Мало ли, как ты попала в тот мир и когда родилась.

— Что значит «когда родилась»? Мне всего двадцать и простой подсчет разоблачает эту незамысловатую тайну!

— Кхм, ты, несомненно, молода, но время скользящих, несмотря на то, что они люди, течет несколько иначе.

— Отлично. И я узнаю об этом только сейчас.

Лардан призадумался, и я не посмела его беспокоить. В такие моменты не-мертвый выглядел устрашающе, казалось, будто он окончательно умер и больше никогда не заговорит. Спустя несколько минут молчания он медленно произнес:

— В таком случае, я решительно не понимаю планов Валарии. Её смерть позволила Совету Магов прибрать к рукам власть, за которую она так долго боролась.