Макс Саблин - Архия

Проклятье начало терять свою силу, в город снова возвращалась жизнь. Температура воздуха стремительно поднималась, отчего на домах появлялась влага, лед таял, а сквозь тучи пробились первые лучи долгожданного солнца.

— Спасибо! — поблагодарил Рона хранитель.

— Спасибо тебе, Алфей!

В этот момент яркая полоса солнечного света, проникшая сквозь специальное окно, озарила мозаичное светило, то, что находилось под ногами наших героев.

Началось волшебство. Изумрудного тона стены, пол и потолок меняли свой цвет, становясь ярко-желтыми, оранжевыми, а в некоторых местах и вовсе золотистыми. Само же мозаичное солнце, то, что находилось в центре зала, перекрашиваясь, принимало обратный, малахитовый цвет. Через некоторое время в помещении стало светло и уютно, складывалось обманчивое впечатление, что все это чудо якобы было сотворено из природного янтаря.

— Полдень, — кратко пояснил Рон.

Чудесное преобразование первого этажа слепило глаза и радовало, свидетельствуя о том, что в город снова вернулась жизнь. Сам зал, судя по происходящим в нем переменам, напоминал собой часы, или, скорее всего, часовой механизм, работающий по воле самого большого источника тепла во всей Архии.

— На заходе цвета снова поменяются, все станет зеленым, — продолжил волшебник.

— Так всегда? — спросил ошеломленный красотой Алфей.

— Да! Я сам придумал.

— Здорово!

— Ну что, теперь будем спасать тебя. Показывай, где колдовал.

Поднявшись на второй этаж, наши герои без труда отыскали покинутое душой тело Алфея, которое лежало на животе, уткнувшись лицом в пол.

— Про воду, ты, конечно же, забыл, — подняв с пола книгу, сказал Рон.

— А что с водой?

— Твой организм состоит на семьдесят процентов из воды, и когда действует заклинание, он обезвоживается. После того, как вернешься назад, нужно выпить хотя бы один глоток жидкости, чтобы восстановиться. Вот, смотри, это написано в книге.

Волшебник повернул раскрытое пособие по черной магии в сторону призрака, на что тот сразу же нашел ответ:

— Времени не было.

— С магией никогда не шутят, тем более с черной. Заклинание нужно полностью изучить, а уж потом им пользоваться, запомни это.

— Я все понял, — ответил Алфей.

— Тогда читай, — указав пальцем на строки, сказал Рон. — Учись!

— Пусть вернется душа, как ушла. Пусть плоть обретет свой внутренний мир, равно как дух получит свой покой!

После этих слов душа хранителя вернулась обратно в его тело, которое тут же дрогнуло и издало тихий, протяжный стон.

Теперь Алфей понимал, о чем недавно говорил волшебник, возвращаться назад было очень сложно, сейчас он ощущал это на себе, чувствовал, как высохший язык не находил себе места, прилипая то к одной, то к другой стенке полости рта, голова раскалывалась на части, а все мышцы скрутило судорогой.

Перевернув Алфея на спину, Рон взял его за подбородок и залил ему в рот немножко воды, добытой при помощи волшебства со своей ладони. Глоток живительной жидкости постепенно придавал обезображенному лицу хранителя прежний вид, выпученные, высохшие глаза возвращались к прежнему состоянию, морщинистая кожа разглаживалась, а сухость во рту наконец-то исчезала.

В этот момент Алфей не думал о том, что Рон был прав, или о том, что ошибка могла лишить его жизни, голову посещали совсем другие, глупые и никчемные мысли:

«Ах, если бы со стен бежала вода! Оттого, что сухо во рту, наверное, и болит голова. Кто сказал, что морскую воду не пьют? Я бы вдоволь напился ею, но только когда землетрясение окончится».

Землетрясением он называл то, что творилось в его голове, серое вещество, словно не помещаясь в черепной коробке, вырывалось наружу, вызывая дикую боль, сопровождающуюся настоящим безумием. Конечно же, это было безумие, временное сумасшествие хранителя, но так и должно было быть, организм восстанавливался.

Когда все встало на круги своя, Алфей попытался подняться на ноги, и это ему удалось. Но одно дело встать, совсем другое — удержаться, стоило ему сделать пару неловких шагов, как он снова очутился на полу.

Оказывается, сжившись со своим призрачным существованием, хранитель вовсе отвык от своего бренного тела и тем более, от управления им. Теперь ему приходилось заново учиться тому, что раньше он делал без труда.

— Призраком быть не так уж и плохо! Ничего не болит, летай себе да летай, — сказал Алфей.

— Так в чем проблема? Хочешь? — бросив взгляд на книгу, спросил Рон.

— Нет, нет, спасибо!

— Смотри! Это легко исправить.

— Да уж, не сомневаюсь.

— Ты выглядишь, как старик.

Кратко, но абсолютно четко Рон описал вид хранителя. Ссутулившись, с отпущенной длинной бородой Алфей стоял на коленях в рваном грязном одеянии.

Тем временем в Луарском замке Архии встретились два человека и король. Как Янтарь, так и Антон прекрасно понимали, что между ними нет дружбы. Они стояли плечом к плечу, но что тот, что другой соблюдали между собой холодную дистанцию.

— Теперь я вижу, любой из вас имеет свою правду, — начал разговор Пардис. — Но не каждый ее откроет.

Своим посохом король указал на живописную картину, напоминающую собой искусно созданную икону, на которой изображались ангелы, отдыхающие на сочной зеленой поляне.

Насыщенность красок и размеры написанных в натуральную величину персонажей могли ввести в заблуждение зрителей, поскольку картина напоминала собой большое окно, что-то вроде портала в тот, потусторонний мир. Временами даже складывалось впечатление, что нарисованные ангелы, застыв на миг в непринужденных позах, смотрели на короля и двух присутствующих с ним людей, разглядывая их со своей стороны холста. Однако все было иначе.

Произведение искусства все же имело некую странную особенность: помимо служителей господа на нем располагался чей-то невыразительный образ, написанный в самом центре полотна, между остальными ангелами.

— Интересная картина, раньше ее здесь не было, — совпали мысли Янтаря и Антона.

— Но почему-то она не закончена, — продолжал размышлять мальчик.

Постепенно сквозь таинственный силуэт стали проступать очертания светлого прямоугольного предмета. Это была та самая книга, вторая половина договора, она хранилась в картине.

— Вот она! Только протянуть руку и.… Надо подождать, осталось немного. Теперь я точно знаю: договор здесь, — размышлял черный капитан, холодно смотревший на все происходящее, дабы не выдать самого себя.

В отличие от Янтаря, юношеское мышление Антона отражало весь его неподдельный интерес и удивление на лице.

Оставшись без книги, картина вдруг начала тускнеть. Сливаясь и темнея, ее краски быстро высыхали и тут же растрескивались, одним словом, картина умирала. А когда книга и вовсе оказалась в руках Пардиса, на холсте образовалось сумбурное пятно холодных, подавляющих настроение цветов.