Наталья Лебедева - Малахит

Пытаясь противостоять брату, Алмазник начал сколачивать себе небольшие военизированные отряды. Недолго думая, назвал их милицией. Брали туда неудачливых торговцев, либо совсем уж бедных дворян. Смарагду преподнесли это сначала как попытку защитится от разбойников (которых никогда в стране не было), потом как нечто вроде пограничных войск (но границам тоже вроде никто не угрожал). И вот когда Берковский уже начал рассуждать о том, что с милицией они поторопились, Алмазник сам нашел выход.

Толчком послужила свадьба, о которой говорили все пограничные государства — смешанная свадьба. Надменный и своевольный граф Обсидиан, богатый, родовитый, первый жених королевства и при том страшный чудак, женился на своей прислуге — худенькой и невзрачной девушке по имени Вишня. Вся страна затаив дыхание ждала рождения первенца: унаследует ли он тягу к камням от отца, или станет разговаривать с деревьями, как мать? А может быть, он станет никем: ни тем, ни другим?

Родился мальчик, и опытные старики из окружения графа сразу поставили на нем клеймо выродка. Обсидиан выгнал их всех и стал в уединении растить своего умного и подвижного ребенка. В остальном он вел себя так, как и положено отпрыску древнего и непрерывного рода: появлялся там, где считал нужным, в мелочах исполнял королевский протокол и был готов проткнуть каждого, кто хоть как-то намекнет на уродство его сына. Обсидиан вызывал невольное восхищение и, сам того не желая, ввел смешанные браки в моду.

И вот, наторговавшись вдоволь в Кузнецово и несколько выпив, Алмазник удачно сымпровизировал. Все крестьяне, сидевшие в трактире, делали вид, что не смотрят и не слышат, но — он знал — ловили каждое его слово.

Развалившись на удобном резном стуле и поигрывая камешком на кожаном шнурке, Алмазник сказал:

— Слово для нас придумали, конечно, громкое. Выродки вы, мол. То есть род на нас закончится. Но теперь, слава прародителям, я вижу, что не на нас закончится род, — голос его по-актерски дрогнул. После паузы он продолжил, мерзко и пьяненько подхихикивая, — вы сами убиваете себя. Потомство и у вас теперь с гнильцой. Что, что могут ваши детки, ваши метисы, ваши выблядки?! Кто через сто лет сможет построить дом? А выковать меч? Идиоты…

Алмазник встал и, опираясь на посох, вышел из трактира.

Через неделю начались народные волнения.

Под жестким нажимом брата с одной стороны и разгневанных крестьян — с другой Смарагд был вынужден издать указ о категорическом запрете смешанных браков.

Берковский был уверен в необходимости силового вмешательства. Революция, путч, переворот — все равно что, но что-то делать было надо. Крон-принц уже был близок к совершеннолетию. Алмазник мялся и чего-то ждал. Даже во сне Берковский не переставал думать, как бы попасть в Камни самому. Придумать не удавалось, и тогда он усилил давление на Алмазника, тот — делать нечего — нашел исполнителя убийства и пугнул принцев.

Несколько лет спустя Алмазник заставил Ломню узаконить милицию и высылать тех, кто ослушался указа, из деревень на болота. Так появились Выселки.

Алмазник шел к Берковскому в отличном настроении. С некоторого времени у Берковского появилась дурная привычка: он все время цеплялся к Алмазнику и унижал его, но на этот раз Алмазник был уверен, что докажет свою состоятельность.

— Ну, что принес? — Берковский встретил Алмазника с показным равнодушием. — Опять мелочь и дешевка?

— Нет, у меня сегодня есть кое-что получше, чем камни.

— Да? Ну и что же?

Алмазник сунул руку во внутренний карман пиджака и достал оттуда КПК.

На экране была карта города. Пролетарка — отметил Берковский. Около волжского моста мигала зеленая точка.

— И кто это?

— Это собака. Любимый пес Нефрита.

— Не понял.

Алмазнику нравилось ощущать превосходство над Берковским — это так редко случалось. Медленно, растягивая слова, упиваясь триумфом, он начал объяснять:

— Я тут пару дней назад — случайно — поймал собаку. Оказалось, этот пес принадлежит Нефриту. Я хотел его просто прибить, а потом подумал — вот он, наш шанс найти вход в Камни.

— Это уже интересно, — Берковский подался вперед.

— Собака не простая, то есть не такая, как ваши собаки. У нас такие на вес золота. В буквальном смысле. Насколько я слышал, за этого пса отдали три бриллианта по шестьсот карат.

— И в чем же его особенность?

— У нас есть остров Кинесс, где разводят особых собак и особых лошадей. Все крестьяне, рожденные разговаривать с собаками или лошадьми, уезжают туда и учатся делать потрясающие вещи! Кинессийцы воспитывают щенков так, что они чуют не только запахи, они могут учуять мысли. Кинессийский пес найдет хозяина всюду, вернется к нему из любого места, даже незнакомого. Это уже проверено: бывало не раз. Эти собаки — потрясающие бойцы и охранники. Им можно давать задания, выстраивая объекты по ценности: это охранять ценой жизни, это можно бросить в случае угрозы… это вообще не слишком важно — гавкни для порядка и отойди… Я купил себе кинессийского коня — большой умница, уже успел спасти мне жизнь…

— Ну ладно, в пределах вашего мира пес, может быть, хозяина и учует. Но надеяться на то, что он найдет переход, я бы не стал.

— Ой, зря! Зря!

— Сколько он уже у нас?

— Вторые сутки.

— И до сих пор ничего?

— Нет, — Алмазник чувствовал, что снова теряет почву под ногами. — Он приблудился к какой-то старухе.

— А сейчас он где?

Алмазник взглянул на КПК:

— Смотри-ка, Дмитрово-Черкассы. Это же недалеко от того места, где я выхожу.

Берковский оживился:

— Да неужели?

Зеленая точка на экране замерла возле границы старого кладбища. Потом она мигнула и пропала. «Нет сигнала», — появилась надпись на экране компьютера.

Берковский вскипел от злости:

— Это что?! — заорал он на Алмазника.

— Так это же…

— Ты на что маяк подвесил? Ты, вообще, где его взял?

— Я его купил в зоомагазине, самый дорогой. Специально для собак. Крепится к ошейнику…

— Так этот засранец его содрал, и все! Это же такая дубина, которую нельзя не почувствовать!

— Он не мог…

— Что — не мог?!

— Не ори на меня! — Алмазник тоже повысил голос, и гнев Берковского поутих.

— Он не мог содрать маячок, — сказал принц тихо, — потому что я прикрепил его к тому же месту, к какому крепится королевская печать Камней. Он не стал бы сдирать маячок, потому что одновременно содрал бы и печать. И снять его он тоже никому не дал бы, потому что у него приказ не давать никому дотрагиваться до печати.

— Значит маяк — дерьмо!

— Нет. Это значит, что псина вернулась домой.

Берковский и Алмазник уселись в машину.

— Кладбище в Черкассах, — бросил Берковский водителю и поднял звуконепроницаемое стекло. — Теперь расскажи мне, принц, все, что ты не договорил.