Наталья Лебедева - Малахит

Обнаружилось, что секция кладбищенского забора, скрытая разлапистыми ветками, сильно покалечена. Ход вел в лес, который здесь, у самой ограды, был особенно густым. Метров через пятнадцать ели почтительно раздвинулись, образуя круг. В центре круга находился большой черный камень в форме усеченного конуса. Камень выглядел так, будто его поверхность сточили многовековые дожди. Линии были мягкими, волнистыми — восхитительно неровными. Валун окружало кольцо из небольших и таких же черных камней.

— Смотрите, — в восхищении прошептала Аделаида.

Паша отступил на пару шагов назад и увидел: на фоне темной еловой хвои колебалось нечто. Будто вырезанный из реки кусок, который поместили в цилиндр, ограниченный каменным кругом. Именно река — не просто вода. Зеленовато-жемчужная, она переливалась, будто текла куда-то, была покрыта рябью от сильного ветра и будила воспоминания о холодных летних днях, когда солнце безуспешно пытается пробиться сквозь облака. Выше, у еловых верхушек, Речной Столб растворялся в воздухе, и там уже невозможно было рассмотреть его легкую границу.

— Что это? — спросил Аделаиду Вадим.

— Не знаю, — ответила она. — Пес, что это?

Пес заволновался, он подбежал к Столбу, начал оборачиваться на людей то через левое, то через правое плечо, нервно перебирая лапами, — словно звал зайти в этот круг.

— Алтарь? — предположил Паша. — Для жертв?

— Нет, в моих видениях не было никаких жертв.

— Ну, для молитв, для обрядов…

— Я не помню никаких обрядов, они там, по-моему, вообще никому не молятся.

— Тогда что?

— Портал? — предположил Вадим. — Проход между мирами? Ведь проход должен быть, иначе как Аделаида попала сюда, как сюда попал пес?

Пес радостно гавкнул и, зубами схватив Вадима за край куртки, потянул к Речному столбу.

— Похоже, я прав!

— Это же просто собака. Как будто она могла понять, что ты сказал.

— Ну пошли, посмотрим, — Вадим в эту минуту больше всего был похож на таксу, которой не терпится нырнуть в лисий ход.

— Стой! Ты с ума сошел. Куда ты собираешься лезть? Кто тебе сказал, что эта штука не опасна?

— Я себе не прощу, если не посмотрю на это собственными глазами.

— Дурак! — крикнул Паша, но было поздно.

Вадим уже стоял у самого Столба, держа Пса за ошейник.

— Ты как хочешь, а я… — с вызовом сказал он, шагнул вперед, и в мгновение ока стал речной рябью.

Отчаяние. Отчаяние, и больше ничего. Паша обернулся на тетушку. Аделаида молча смотрела на него.

Конечно, он пошел к столбу. Перед самым кругом Паша, бог знает для чего, посмотрел наверх, туда, где жемчужно-голубой столб целовал жемчужно-серое небо. Там летели серые голуби. Два, а может быть, три. Паша шагнул к камню.

Ощущение было неприятное. Кожа покрылась мурашками, словно он вышел после долгого купания на холодный ветер. В горле тоже похолодело, и Паша вспомнил, как глотал холодный резиновый шланг для гастроскопии. Потом он ослеп.

После того, как Паша шагнул, прошла секунда, и что-то мягкое и упругое коснулось его лица. Паша шатнулся в сторону, и тут же что-то острое больно ударило его в голову — что-то, что зацепилось за высокий ворот его свитера. Он запаниковал и закричал, побежал, пытаясь стряхнуть с себя то, что запуталось в петлях свитера. Он упал, потому что пробежал всего два шага и ударился лицом о какую-то преграду. Потряс головой, чтобы прийти в себя, и тут услышал голос Вадима:

— Тихо! Тихо-тихо-тихо… — Все, все. Мы под землей. Это земляная пещера.

Возле Пашиного горла вновь что-то забилось, и он в отчаянии попытался схватить это рукой. Пальцы сомкнулись на чем-то живом, теплом. У этого живого отчаянно стучало в груди маленькое испуганное сердце. Голубь. Отлегло от сердца. Сюда попал голубь. Паша аккуратно прижал его крылья и отцепил застрявший коготок. Прикрыл голубя лацканом куртки и вгляделся в темноту. Она оказалась не такой плотной, как показалось с испуга, и Паша увидел выход. Свет закрывали густые кусты лещины, росшие перед пещеркой. Пробравшись через орешник, Паша вышел на обычное русское поле, полого спускавшееся к речке. Первым делом бережно достал из-под куртки испуганную птицу и подбросил вверх. Голубь со свистом забил крыльями и исчез, растворившись в сером небе.

«Ну что ж, — невесело подумал Паша, — если он смог, я тоже смогу».

— Ну и вид у тебя, — сказал подошедший сзади Вадим.

Паша поднес руку к виску: по нему текла кровь из ранки, нанесенной птичьим клювом. На шее саднила пара царапин от когтей. А когда Паша опустил глаза, ему стало совсем нехорошо: вся левая часть кожаной куртки была забрызгана черно-белым голубиным пометом.

— Вот это значит — испугался, — с шутовским уважением сказал Вадим, и Паша рассмеялся.

— Придурок ты, Вадик, — сказал он беззлобно и прибавил, — давай осмотримся.

Они прошли несколько шагов вперед и, обернувшись, увидели, что пещера скрывается в небольшом лесочке. В поле лесок выдвинул десант из зарослей орешника, за пещеркой щерился еловыми ветками, по краю украсил себя плоской берез.

Молодые люди пошли вперед, к речке, неширокой — Пес перепрыгнул бы ее без труда, — и совсем мелкой. Дно было каменистым, над ним скользили пескарики. Паша наклонился к воде, чтобы отмыть изгаженную куртку, и замер, восхищенный. Камешки на дне, которые казались такими обычными издали, вблизи производили неизгладимое впечатление. Они складывались в узор, но узор был неуловим, как течение речной воды, и отведя глаза, невозможно было восстановить его в памяти. Камешки были серыми, черными и красными, цвет их был ярок, и казалось, будто снизу их освещает солнце. Пашка решил, что так кажется из-за желтого крупного песка, который прожилками проступал между камнями. Он наклонился, чтобы получше рассмотреть причудливую игру цвета и света, и вдруг прямо из реки ему в лицо ударил луч солнца.

Ошарашенный, он поднял глаза и понял, что свет только отражался от чистой речной воды. На самом деле он бил из-за туч, которые стремительно расходились, обнажая небо.

Паша обернулся, стремясь как можно полнее запомнить этот миг: ему казалось, будто солнечный дождь извергся на землю. Заблестела молодая, умытая дождем зелень деревьев и трав. Загомонили птицы. Прозрачная речная вода покрылась золотой сеткой солнечных бликов. Бурые спинки пескариков скользили под этой сеткой, и казалось, что течение перекатывает сотни золотых колечек, украшенных петерситом и темной яшмой. Теплый ветер ударил в лицо, тонкой лентой вплелся в волосы. Паша не выдержал и, как ребенок, раскинув руки, побежал навстречу ветру.

Он взбежал на ближайший пригорок и замер вновь: там, впереди, каменные белые стены отражали теплый металл солнечных стрел и горели, сдаваясь, желтым огнем. Замок. Настоящий замок, не руины. Яркие, крепкие полотнища флагов на флагштоках.