Елена Саринова - Дневник беременной или Лучшее средство никого не убить

- Доча, я тебя с-слушаю.

- Понюхай сначала.

- Что?

- Понюхай меня.

Мама, ткнула в мою шею свой острый нос:

- Как от твоего отца, только не так интенсивно.

- Ну, еще бы. Я там пробыла шесть минут, а он - с утра и до вечера. Если по составляющим: запахи идущего в здании ремонта...

- Это я и до тебя знала: он сам говорил.

- А еще: терпкие духи госпожи Игнатюк, сладкий парфюм сотрудницы Кристиночки и травяной настой с больной десны Миры Монет. Это и есть твой "странный аромат, все время разный и одинаковый".

- О-ой.

- Теперь, что касается смены папой костюма: его кабинет ремонтируют. Ты это знаешь. Он перебрался в другой к этим "благоухающим" дамам, а там - плюсом к строительной грязи, жара страшная из-за лимонов на окнах. Вот папа и сменил толстое сукно на тонкий кашемир. И по этой же причине часто меняет рубашку и белье. А задерживается на службе, потому что восстанавливает испорченные течью в крыше документы... Тысь, моя майка! Мама!

- Доча, погоди! А, вдруг...

- Нет там больше никакой "вдруг". И ни на кого он слюни не пускает. Это - точно. А с тобой не разговаривает, потому что думает: ты вся в переживаниях своих. Кстати, почему? На какую тему?

- Я?! - вскинула мама глаза. - Так ты теперь - в курсе. А на другие "темы"... Нет у меня их.

- Вот и славно. Дома вечером поговорите, наконец. Папа готов. Правда, злой теперь. Но, ты заслужила... Мама? - качнула я ее плечом.

Та отмерла:

- Агата... Спасибо. Если бы...

- Не за что, - и вдохнула полной грудью свежий мартовский воздух. - Как же хорошо то, оказывается. Я будто спала-спала и проснулась. Точно, медведица.

- Ох, доча...

- Что?.. - скосила я от неба глаза. - А вообще, мне пора. Пойду по магазинам пройдусь: куплю что-нибудь и приготовлю своей семье вкусный ужин. Они заслужили давно.

- Только не забудь: завтра у Нинон день рожденья и мы все собираемся в Гусельницах.

- Не забуду! - помахала я маме рукой. - Пока!

Но, далеко уйти не успела. Да и удивиться: "седмица" то закончилась:

- Наверно, вкусный пирог.

- Ага, - не оторвалась я от витрины бакалеи.

Мерцающая Стэнка сбоку пропела:

- С мясом. И жареным луком. А еще бы сальца туда, шкварочек...

- Ты точно, с неба? Не из преисподней ко мне?

- Ох, прости, - дух смутился. - Сама вспомнила из собственного... прошлого.

- А-а. Грех чревоугодия? - и развернулась от уличной витрины в сторону тихой аллеи. - Так мы, вроде с ним закончили уже?

- Ой.

- Та-ак, - встала я. - Я что-то не знаю?

Стэнка дернула плечом:

- Ну, немножко: тебе поститься не седмицу, а пока я не искуплюсь.

- Тысь, моя...

- Так плохо?

- Нет, хорошо!.. И ведь, как назло: завтра у Нинон день рожденья, а я ей бигос заказала... со шкварками.

- Агата, прости, - вздохнула Стэнка.

- Бог простит... Кстати, мы ведь о его семи заповедях?

- Ага.

- Тогда нестыковочка по пунктам.

- А какая разница то? - громко изумился дух.

Я проследила взглядом за парой, идущей к нам на встречу по дорожке и тихо прошипела:

- То есть?

- То есть, главное - их все соблюдать. И следующей присоединяется кротость.

- Ух, ты!

- Опять "страдать" будешь?

- Не такой уж я и изверг. А вот ты, дорогая, видно сильно в свое время повеселилась, раз теперь...

- Я расскажу. Я же обещала тебе.

- Конечно, расскажешь. Только порепетируй до квартиры. Я ужин семье буду готовить и твое духовно вкушать.

- Добро, - бодро засквозила рядом Стэнка Дивнич...

____________________________________________

26 марта.

Это - вторая история моей знакомицы из Бередни. Пишу как можно подробнее, учитывая все детали, ибо до сих пор не могу постичь: за что именно страдаю. Вот напишу и перечитаю.

В общем, Стожки жили накануне большого Дня...

Жизнь в деревне кардинально отличается от городской. Там она, если верить залюбнику(1) Стэнки, Петру, от выходных до выходных. А в деревне, такой как Стожки, календарь делится на целые "сезоны". Хотя тоже слово городское. Но, зато - в суть. "Сезонами" же считаются периоды между праздниками по церковному календарю: лён сеют "на Олёну", убирают после Успенья, с Ильина Дня начинается жатва ржи, овса - со Спасова Дня...

Сейчас Стожки усиленно готовились к сенокосу:

- Здорово, соседка!

- И тебе - ответно по тому ж. Чего с утра то с самого?

- А, меня к твому мой послал. Сам то - на дворе косы точит. Да оселок весь стесал.

- Ну?

- Так ты, того... у тебя каймак(2) овечий или коровий? И сколь он стоял? А то мой забродил не в меру. Боюсь, передержала.

- Коровий. Так в погреб с вечера сунула, а на утро уж готов. А ты фаршу нарубила? И не остались ли у тебя те дюже ядреные перцы, какими мы в Троицу в Бреговинах угощались? Я б заняла.

- А я б взяла. Твоим каймаком. Да только попробовать бы раньше.

- Тю, мой каймак? Да пошли. А после сбегаем к Катьке - она из Луговин рису доброго на голубцы привезла и где купила, молчит, шлёнда. А вы ж - кумы. Мож, тебе скажет?

- Еще б. А, пошли! Только, каймак то твой?

- Так завернем сначала ко мне. И про перчики, про перчики свои...

В общем, так и готовились. Нет, а что вы хотите? День Петра и Павла. Стожки принимают. И готовятся. Обстоятельно готовятся.

Стэнка лишь хмыкнула вслед сквозанувшим от огородного забора соседкам. И поспешила по своим собственным важным делам. Хотя, чтоб игнорировать всеобщую суету, надо уродиться совершенно слепой... И глухой.

- Я тебе еще накануне говорил, чтоб перила там были в полроста, да обструганы. Чтоб ухватился какой человек за них и без занозей. А ты?

- А я ж... - мужичок, мало Стэнке знакомый (видно, с другого конца да и болячками обижен), пришлепнул пятерней лохматую макушку и неожиданно для себя вытянул оттуда завиток из коры. - Вот! Строгал я те перила! - добыча "доказательством свыше" была шустро сунута старосте под нос.

Тот скептически скривил его в ответ:

- Не об чём мне это не говорит, - и решительно набрал воздуха в грудь. - И чтоб перила на мосту мне переделал! Иначе не рассчитаю! У меня народ через день съезжаться начнет, а они для тех, кто ползком поползет!

- Ну, это как мы принимать станем.

- Чего?!

- Переделаю! Обещанье даю! Вот вам Божий крест.

- То-то же, - выдохнул староста.

Мужичок воодушевленно засуетился:

- Только... господин наш, мне б сейчас хоть с десять леев(3)? А?

- А ну, пошел вон на мост! - выпучив глаза, тут же просителя и "благословили". Да так, что тот, брякнув коробом с инструментами, сиганул от крыльца лавки прямо вдоль улицы. Однако старосту, настрадавшегося за последние две седмицы на годину вперед, уже прорвало. - Это что за народ то у нас такой?! - шумно выдул он своим длинным носом. - Ведь опозоримся перед всей округой! Огребем коровяка по самые... о-ох! Ведь, куда ни глянь - кругом носами надо в дело тыкать! Будто ко мне одному приедут своими по сторонам водить?! Да что за народ то у нас такой?! - и обвел собравшихся у лавки гневно-страдальческим взглядом.