Вадим Крабов - Рус Четвертый. Рус-4

Адыгей смотрел в лицо Флавия, вглядывался в каждую черточку, пытаясь найти в них разгадку кардинального изменения, и одновременно решал: зарезать проводника или не стоит. Правая рука давно сжимала рукоять кинжала. Вдруг послышался хрустящий стук и тело душителя мешком свалилось на тиренца. Рядом показались чьи-то ноги, одетые в штаны из каганской ткани защитного цвета, умеющей подстраиваться под окружающий окрас. Подняв взор выше, Адыгей наткнулся на ухмыляющееся лицо Максада.

— Что смотришь? — довольно проговорил он, пряча кинжал со следами крови на рукояти в ножны. — Вставай и вяжи одержимого. Живой он. Я знаю куда и как стучать надо.

— Ты когда вернулся? — спросил Адыгей, когда связанное тело Флавия, дополнительно обработанное каганским амулетом «глубинного сна», всегда носимого Максадом, лежало под далеким деревом, в десяти шагах от беседующих. Коронпор и тут подстраховался. И успел посетовать, что забыл о перстне и отключил пастуха по старинке — рукоятью кинжала. Все-таки можно было и насмерть зашибить.

— Когда убедился, что Гелиния в безопасности. Удобная у магов позиция, хорошо скрыта. А того эритрейца я сразу заподозрил. У меня чутье на предательство. — Максад умолчал, что подозревает он всегда и всех.

— Да нет же! Я людей знаю, ты уж мне поверь…

— Наслышан… — грубо прервал Максад, давая понять, что знает о прошлом «ночного волка» практически все.

— Зачем ты так, коронпор? Я честно «обрубил ночь». — Адыгею, неожиданно для себя, вдруг стало обидно.

— И это знаю, — сказал главный «безопасник» уже более мягким тоном, но все же счел своим долгом немножко пугнуть. — Иначе по-другому бы с тобой разговаривал. Нет, я не намекаю, а так…

— Э-эх! Не зря вас, Следящих, не любят! — в сердцах воскликнул Адыгей.

— Но если что, кричат «Спасите!», — подхватил коронпор. — Брось, пустой разговор.

Помолчали. Каждый думал о чем-то своем. А в целом, ждали развязки и возвращения своих. Желательно всех и конечно же с Гнатиком.

Первым не выдержал молчания Адыгей:

— Как думаешь, что с ним. — Спросил, кивая на спящее тело.

— Я не склонный к Силе. — Развел руками Максад. — Но предполагаю, что это влияние лоосок. Он же был почитателем Пресветлой… интересно, много он успел подслушать?

— Ты думаешь?!

— Почти уверен. Они были мастера в ментальной сфере. Теперь они знают все, о чем он слышал и что видел… Я, конечно, следил за ним. Рус выбрал верное расстояние, когда обсуждали нападение, все говорили тихо, но все же… По крайней мере, количество людей лооски точно узнали.

— Дарки! — Адыгей с досады хлопнул себя по коленям. — Надо Русу сообщить!

— Стой! Он же велел — не «звонить»!.. Но я рискнул, рассказал. Нарушил приказ. Он уверил, что ничего страшного не случилось… Надеюсь, Предки и Боги на его стороне… — Пожелал Максад, думая, впрочем, больше о Гелинии и наследнике, чем о Пиренгуловском зяте. Гнатик, к которому коронпор успел проникнуться теплотой, расплачивается за грехи отца и больше никого — об этом знало достаточно народа. А еще больше — догадывалось.

— Да пребудут с ним благосклонность Предков и Богиня Удачи! — вторил Адыгей. А вот он искренне желал вернуться живым — здоровым именно Русу.

«Звонок» Максада застал Руса в неподходящий момент. Он, Леон, Андрей, Саргил, Ермил и Архип при помощи «прыжковых поясов» спустились со скалы и очень осторожно, прячась за редкими кустиками, несмотря на «браслеты невидимости», пробирались в сторону центрального дома, задумывая обогнуть другие строения по противоположному от моря краю поселка. Шагах в двадцати от места спуска обнаружилась пара дозорных, прячущихся за большими валунами. Они с Леоном шептались, как можно их обойти и тут — «звонок». Максад был человеком разумным, поэтому по пустякам не побеспокоил бы. Тем более он оставался отвечать за безопасность Гелинии, а значит речь могла пойти о ней. Рус предупредил друга и ответил на вызов.

Время во внутренней вселенной останавливалось, поэтому о продолжительном «выпадении» из внешнего мира и говорить не приходилось. Опасность была в другом. В ситуации, требующей немедленной реакции на внезапную непредсказуемую угрозу, лучше было не рисковать и вглубь себя не лазить. Дело в том, что «по возвращении», как бы ты ни старался, как ни настраивался, а все равно происходило «раздвоение» личности: только что, буквально в этот самый момент ты находился в собственной вселенной, в совершенно иной обстановке; рассуждал, беседовал с кем-то, переживал, либо наоборот, отдыхал — расслаблялся, причем долго; и сразу, без перехода, следовало возвращение в реальный мир, где ты так же, буквально сей момент, занимался совершенно другими делами. Ледяной омут после жаркой парной. Стресс происходил нешуточный, в боевой обстановке недопустимый. Это в более-менее спокойной обстановке коротким «раздвоением» сознания можно было пренебречь.

— Нормально, Леон. — прошептал Рус через один удар сердца, после того, как предупредил о вызове Максада. — У Флавия память прочитали. И еще что-то сделали, пока мне непонятное… плохо, конечно, но некритично. А я думал, что там за размытость была в его воспоминаниях…

— Ты это о чем? — прошелестел раздраженный друг, с трудом понижая громкость своего зычного баса до тихого шепота. Он не сидел на теплой тирской травке, не вдыхал щедрые ароматы степи, не беседовал с невозмутимым Максадом, он, не отвлекаясь, думал о деле здесь, на дне впадающей в море долины. — Нам дозорных надо обогнуть.

— Когда я память проводника снимал, то было там странное пустое место. Когда он в страхе по лесу от оборотня сбегал… лооску, что ли, встретил?

Появлялась у Руса мысль оставить пастуха в Понтинополе и отправиться на поиски без него, но… чужие знания, пропущенные через иной чувственный окрас, давали слишком неопределенную привязку к однообразной местности. У Флавия ориентация осуществлялась категориями типа: «Там, где я ногу в той декаде подвернул».

— Мы чьего сына спасаем? Моего?! Очнись! — Леон с такой силой сжал кисть Руса, что у того чуть не треснули кости.

— Да нормально все… — прошипел Рус, терпя боль. — Руку ослабь… Нет пока опасности, я чую. И Гнатик там же, в большом доме, амулет туда четко тянет.

«Браслеты невидимости» работали великолепно. Наши лазутчики друг друга различали с большим трудом, а что говорить о тех, кто не имел подобного устройства? Был в каганские изделия встроен специальный узор, позволявший обладателям этого чуда различать неясные призрачные контуры товарища — невидимки. Но для надежности пока шли гуськом, держась за руки.

Когда Рус спускался со скалы, то наткнулся на свежевыбитые руны, напоенные Силой. Он сразу догадался об их предназначении, мысленно попрощался со своими Духами и разгадал загадку невозможности слияния с Силой в этом месте: входя в потоки Силы, ты сам по сути становишься Духом. «Это элементарно», — сказал бы Холмс, но Русу такое сравнение ранее в голову не приходило. И Друзья-духи о подобном не упоминали. А в целом, это открытие обрадовало: теперь лооски их никак не разглядят… если, конечно, самим структурами не кидаться и под чужие не подставляться. Предатель — дождь явно не намечался.