Олег Фомин - Ледяные крылья

Полусидит-полулежит в ледяном кресле. Недавно взращенная из фантазии мебель дышит туманом, лед выпускает мягкие лучи цвета океанской пучины, от основы расползлись кольчатые ледяные корни, пролегли вдоль стен, кончики мерцают в самой глуби коридора, около двери. Из этих червей льется такой же свет, земляное горло будто затоплено призрачной водой.

Сквозь десятки метров задумчивый взгляд Эгорда упирается в паутину дверных узоров и блестящую, как ложка, серебристую впадину в форме человеческой кисти - замок, на его дне залегла смертельная, непреодолимая ловушка... Что делать? От бесплодности размышлений взгляд становится сонным, упершись в ледяной подлокотник, воин-маг медленно трет подбородок, другая рука сжимает до треска и разжимает соседний подлокотник, нога вытянута, вторая - подогнута...

- Эгорд...

Воин-маг вздрагивает, голова делает пол-оборота, глаза косятся в сливовый сумрак.

Из темноты робко выплывают очертания волшебного морского платья. На предплечье Жемины висит корзинка.

- Принесла покушать, - говорит вкрадчиво.

Эгорд медленно выдыхает, внезапно на душе становится тепло и спокойно, наверное, это и есть капелька семейного счастья, когда человек кому-то нужен, когда о нем помнят и заботятся... Не мешает даже вчерашнее воспоминание.

- Спасибо, родная, - улыбается Эгорд. - А я совсем увяз в делах, приключениях, тайнах, нет сил выпутаться... Ты очень вовремя. Правда.

Жемина отвечает улыбкой.

- Я рада.

Бесшумно подходит к ледяному креслу, туфельки переливаются оттенками морской синевы, приседает напротив Эгорда, ему на колени опускается корзинка. Внутри выпечка, исходит парок и ароматы, пробуждающие голод, рядом горшочек, накрыт тугой тканью, горловина перетянута веревочкой.

- Поешь, любимый.

- Давай вместе, родная. Посиди со мной.

Эгорд отставляет корзинку на подлокотник, объятия раскрываются, Жемина пересаживается Эгорду на колени, воин-маг приказывает доспехам выделить тонкую пленку света, чтобы девушка не замерзла, та вжимается в широкую сияющую грудь, Эгорд обнимает.

- Прости, - шепчет Жемина. - Наговорила вчера много дурного...

- Моя вина.

Пока огрубевшие ладони гладят нежный шелк волос, кремовую кожу на плечах и ткань удивительного платья, где отражается живой морской мир, взгляд снова тонет в глубине коридора, в синем от света ледяных щупалец воздухе, упирается в тупик. Самый глухой в жизни тупик в виде серебристого желоба-руки.

- Все ломаю голову над этой дверью, будь она неладна, - вздыхает Эгорд. - Представляешь, ее охраняло столько ловушек, подумать страшно! Халлиг обезвредил почти все, но последняя...

- Знаю, - говорит Жемина. - Он жаловался и мне. У него был несчастный вид, будто погиб близкий человек... Какие все-таки люди разные. Каждого волнует что-то свое, к чему другие равнодушны.

- Да, вот и я такой же...

Жемина поднимает голову, по щетине Эгорда скользят подушечки пальцев.

- Ничего, сейчас поедим, со свежими силами что-нибудь придумаем.

Оба тихо смеются.

Наступает время обеда. Прочь все тайны, заговоры, проблемы, даже великие потрясатели миров, властелины и герои хотя простых милых радостей, хотя бы иногда. Жемина извлекает из корзины лепешку за лепешкой, каждая начинена сочной прослойкой мяса и овощей, тесто от малейшего прикосновения хлюпает, Эгорд любуется неспешным танцем пальчиков, Жемина отщипывает кусочки, кладет уставшему магу на язык, лоскутки поменьше робко амкает сама. Эгорд жует неторопливо, томный взгляд отдыхает на очертаниях заботливой хранительницы уюта, порой нельзя удержаться от желания самому оторвать кусочек, покормить очаровательное создание, с губ на губы то и дело перепархивает улыбка, поцелуи со вкусом специй. Поцелуи и лепешки запивают горячим супом из горшочка, выдувают из темной глиняной полости клубочки пара, отхлебывают с журчанием...

Опустевшие горшочек и корзинка покоятся на ледяной плите подлокотника, из него, как и из всего трона, торчат молочно-синие колья, всюду снежный мох, пелена мороза... Но в кресле, внутри холода - теплая сердцевина: Эгорд и Жемина переплетены, обтекают друг друга в капле медового сияния, единое целое, как два комочка воска, темный и светлый, слепленные в овал.

- Странно... - бормочет Эгорд сквозь приятную, но немного грустную сонливость. - Пока думал, что ты мертва, мечтал о тебе с отчаянной тоской, страдал, грезил... А когда чудом нашлась, живая и невредимая, я погрузился в дела, начал о тебе забывать...

- Потому что ты герой, Эгорд, - отзывает Жемина в тон. - А я обычная девушка.

Эгорд в замешательстве, что ответить, не знает.

- Много думала... - продолжает Жемина. - Чем еще заниматься в одиночестве? Только думать и остается... Так вот, думала и поняла. В каждом человеке живут двое - простой и герой. В каждом. Разница лишь в том, сколько в каждом от простого, а сколько от героя. В женщинах, например, больше простого. Все мы от природы простушки. А мужчин тянет быть героями. Не всех, не всегда, и геройства бывают маленькими, осторожными, но все-таки... Мужчины рождены для подвигов, жаждут совершать необычное, великое, менять мир, быть в центре удивительных, опасных событий, где могут доказать суть героя. А женщинам хочется покоя, одинаковых светлых дней, простых радостей, тихого семейного счастья, не ввязываться в великое и опасное, а просто любить, быть любимой, как можно дольше... Вот и я такая.

- Жемина...

- Я, наверное, самая обычная девушка на свете. Хочу простого, как все. Растить детей, вышивать, возиться на кухне, поливать цветы, гулять с любимым на природе... Свершения и потрясения не нужны. У меня даже имя самое обычное - Жемина. Так зовут чуть ли не всех сельских девушек.

- Но родная, ты не можешь быть обычной, я чувствую! В тебе столько всего... удивительного! Знаешь, например, твое лицо невозможно запомнить! Держится в сознании, пока на него смотришь, но ст о ит отвернуться - ускользает из памяти как песок из пальцев...

Жемина тихо усмехается. Эгорд не может понять, что это было - забава или горечь.

- Знаю. Очень давно знаю... Знаю даже причину. Мое лицо невозможно запомнить не потому, что я особенная, а как раз наоборот. Потому что мое лицо самое обычное. Ты видел черты моего лица в лицах тысяч женщин. Соткано из лиц всех женщин мира. Поэтому запомнить нельзя, как нельзя запомнить утекающий из пальцев песок. Каждая песчинка особенная, но песок всегда одинаков.

Сердце бьется чаще.

- Разве обычная девушка может говорить такие необычные слова?

- Это говорит крошечное зернышко героини. Увы, всего лишь зернышко, которое ты назвал Наядой. Прорастает крайне редко, когда сильно припечет. Большего природа не дала. Даже это платье гораздо удивительнее, чем я.