Павел Данилов - Срединные силы. Черное пламя

Один из бородачей вошел внутрь круга и достал деревянную дудочку. Над деревней понеслась протяжная переливчатая мелодия. Люди замедлили шаг и хором затянули: «Зимою холодна-а-а, но вольн-а-а. Поля нас жду-у-ут, но не зову-у-ут».

Спев еще десяток печальных и веселых, медленных и быстрых песен, народ снова побрел в избу. Еда остыла, но после плясок на морозе, аппетит разыгрался еще сильнее. Когда последние крошки были сметены со стола, люди еще раз поздравили молодоженов и начали расходиться по домам.

Хозяева столов и стульев забрали мебель, а мать Насти с подругой быстро убрались в избе. А затем ушли и сами. Роман запер дверь на засов, прикрыл ставни. Изба погрузилась во мрак. Лишь тонкие полоски света, пробивающиеся между ставен, выхватывали отдельные предметы из тьмы.

Факелов подошел к девушке и обнял ее. Потом они встретились губами. После продолжительного поцелуя и пары ласковых слов, Роман начал раздевать Настю. Но перед глазами стоял образ княжны. Факелов попытался прогнать его, как наваждение, но тут же осознал, что хотел бы оказаться рядом с княжной в сотню раз сильнее.

Роман и Настя легли на пахнущую перьями и свежим деревом кровать. Девушка слегка дрожала, тем самым еще сильнее напоминая Факелову княжну. Роман залез на супругу, одной рукой он оперся на кровать, а другую положил на круглую, слегка придавленную под собственным весом грудь.

– Расслабься, Настена, – посоветовал Факелов.

Романом овладело сладострастное возбуждение. Когда Факелов был в горнице княжны, ощущения заглушались страхом, напряжением и безответностью. Сейчас Роман отдался страсти без оглядки.

Настя тихонько вскрикнула, попыталась оттолкнуть мужа, но тут же обмякла. Через пару минут она начала отвечать на ласки, неумело стараясь двигаться в такт.

Через четверть часа Факелов простонал и повалился на спину рядом с Настей. Грудь его часто вздымалась. Настя поцеловала его в щеку и положила голову на плечо. Уставшая и разбитая она почти сразу уснула.

«– После такого еще больше хочется стать человеком», – сказал Чет, когда Роман немного отдышался.

«– Плотские радости хороши, но мимолетны, – проговорил Факелов. – Потому лучше стать богом как можно скорее».

«– Не-е, я вряд ли решусь повторить твой путь. Покуролесить бы годков тридцать-сорок, да на покой».

«– А я уяснил, что будь у меня хоть праздная, хоть правильная однообразная жизнь, она мне все равно быстро надоест, – пожаловался Роман. – Понял еще до того, как попробовал».

«– Тяжело вам, – усмехнулся ворон, – не таким как все».

«– Точно. Это парадокс жизни. Умные завидуют беспечности и легким радостям дураков, но при этом презирают их».

«– И день ото дня отдаляются от них и простых человеческих радостей», – добавил Чет.

«– Потому что обратно дороги нет. Единственный счастливый путь для умных и неравнодушных – это постоянное совершенствование себя и окружающих».

«– И ты сразу занялся приобретением инструмента, – заметил Чет. – Для воздействия на других».

«– Ты сегодня догадлив, – с уважением сказал Факелов. – Долгое молчание идет тебе на пользу».

Ворон пропустил замечание мимо бестелесных ушей, и с подозрением сказал:

«– Из твоих слов получается, что я дурак? Раз я хочу покуролесить».

«– Да нет. Умные порой прожигают жизнь сильнее простых гуляк. Только настоящей радости это не приносит. На следующий же день в душе у них еще больше пустоты и одиночества».

«– Надеюсь, я буду исключением», – растеряв хорошее настроение, буднично произнес Чет.

Роман скривил губы, но ничего не ответил. Через полчаса он начал гладить и целовать Настю. Девушка что-то пробормотала во сне и заулыбалась. Через минуту Настя все-таки распахнула большие черные глаза и спросила:

– Уже утро?

– Ночь только началась, – прошептал Роман и прижал девушку к себе.

Три дня, в буквальном смысле, Факелов почти не слазил с Насти. Когда они оставались вдвоем в темноте, Роман, хотел он того или нет, представлял рядом с собой княжну. Настя светилась счастьем, да и Роман был доволен жизнью. Только чем больше он получал удовольствия, тем сильнее на него давил груз предстоящего испытания.

«Как же это страшно, – порой думал Роман. – Привязаться к людям, но в угоду собственным целям творить для них зло. Беспристрастию это испытание меня точно научит. А ведь беспристрастие тоже одна из Срединных сил. К добру или злу ее не отнесешь».

В четвертую ночь, стоило Насте уснуть, Роман вышел из дома. В деревне не горело ни единого огонька. Спал даже плотник. Землю освещала половинка луны и горстка самых ярких звезд.

Расшатанный замок амбара открылся мгновенно. Роман стащил верхний мешок и взвалил его на плечо. Прикрыв дверь, Факелов побрел к изгороди. После трех бурных ночей мешок казался в несколько раз тяжелее.

Стояла абсолютная тишина. Роман, оглядываясь через каждые три шага, наконец-то покинул деревню. Новая телогрейка оказалась настолько хороша, что с ношей на плече Факелов пропотел насквозь через сотню шагов. Зато сапоги больше не болтались, словно валенки на босу ногу. Палаш тоже тянул вниз, но выходить без оружия Роман не рисковал. Мало ли какая оголодавшая тварь может бродить ночью.

На полпути Факелов остановился и бросил мешок на снег. Усевшись сверху, Роман с минуту восстанавливал дыхание.

«– Тяжелая у тебя работа», – скептически сказал ворон.

«– Тяжелее всех», – поднимаясь, согласился Роман.

«– Будь Хедрик рядом – не творил бы ты таких ужасов».

«– У Хедрика свое задание. Еще неизвестно, кто из нас хуже делает», – зло ответил Факелов. Попреканье благородством друга его давно достало. Особенно от корыстного ворона.

До болота дошли в молчании. Несмотря на царивший вокруг мороз, над оврагом клубился пар. Роман сбросил мешок в черное чрево и быстрым шагом двинулся назад.

Следующие два часа Факелов таскал зерно почти без остановок. Еще полдесятка мешков оказалось в овраге. От Романа шел пар не хуже, чем от болотной воды. Рубашку и портянки можно было выжимать.

Отдохнув четверть часа, Факелов вернулся на маршрут: амбар – болото, болото – амбар. Украв еще пять мешков, Роман закрыл амбар и пошел спать.

Через две недели амбар опустел наполовину.

Роман проснулся около обеда и, набросив телогрейку, вышел на улицу за одеждой. Рубашка и штаны от мороза стали холодными и твердыми. Факелов, ежась от холода, натянул одежду.

Посреди стола лежала буханка хлеба, и возвышался кувшин яблочного компота. Насти дома не было. Печь хлеб она решила там, где привыкла – в избе у матери. Факелов радовался, что у него осталось подобное прикрытие. Если кто-то увидит его с мешком, то подумают, что Роман несет зерно в пекарню. А куда еще? Вокруг десятки километров безлюдной заснеженной равнины.