Андрэ Нортон - Колдовской мир - 3: Полет мести

— Как тебя зовут, человек из долины?

— Руфон. Я адъютант леди Уны, правительницы долины, и был адъютантом ее отца, лорда Харварда, до его смерти.

— Благодарю тебя, Руфон, — сказал Варнел. Он посмотрел в сторону входа: адъютант главнокомандующего откинул входной занавес. — Твоя еда готова. Ешь и отдыхай, пока я прочту это. Потом я пришлю за тобой, чтобы ты ответил на вопросы и, может быть, дал свою оценку положения. Мнение уроженца местности всегда полезно, когда планируешь действия.

— Я к твоим услугам, милорд.

Прошло уже два часа после заката, когда Руфона вновь пригласили в палатку главнокомандующего.

Варнел вежливо приветствовал его, но в его поведении была заметна озабоченность и какая-то тяжесть: он прочел письмо капитана и серьезно воспринял угрозу.

— Когда ты отправился в путь, захватчики еще не прибыли?

— Нет, лорд. Но если сведения призрака верны, сейчас они должны уже быть там.

— Ты веришь этому призраку? — спросил Варнел.

— Горный Сокол верит. Я знаю воина, лорд, и доверяю его мнению.

— Кто такой Горный Сокол?

Руфон покраснел.

— Это капитан. Так его назвали в Лормте, и мы, в Морской Крепости, подхватили это имя. В нем нет никакой обиды, просто трудно работать с человеком, имени которого не знаешь.

К удивлению Руфона, главнокомандующий улыбнулся.

— Знаю. Мы часто сталкиваемся с этой проблемой.

В следующий момент лицо его вновь омрачилось.

— Шестьдесят тысяч человек. Я не наберу и трети этого количества. Твой Горный Сокол прав. Если их не удастся удержать в таком месте, где они смогут одновременно вводить в действие ограниченные силы, остановить их будет невозможно. Послужит ли этой цели стена, удалось ли вообще завершить ее возведение…

— Мы узнаем это, только когда доберемся до Морской Крепости, милорд.

Серебряные глаза пристально смотрели на него.

— Я слышал странные рассказы о Морской Крепости и Рейвенфилде, — сказал Варнел. — Фальконер раньше никогда не занимал такое положение, и мне интересно, каковы планы моего капитана. Его товарищи проявили непонятную скрытность об этом деле, когда осенью побывали в моем лагере.

— Это дело фальконеров, лорд, — осторожно ответил Руфон.

— Ты хочешь защитить капитана?

Руфон поднял голову.

— О чем ты спрашиваешь? Горный Сокол не сделал ничего такого, что навлекло бы бесчестье на него самого или на его народ. Сколько я его знаю, он проявляет исключительную храбрость, благородство и прямодушие. А что касается защиты, — почти свирепо добавил ветеран, — то я отдал бы свою жизнь, даже свою душу ради него, как любой другой мужчина, женщина или ребенок в Морской Крепости. Мы преданы ему не меньше, чем леди долины.

Главнокомандующий снова улыбнулся.

— Мир, житель долины! Итак, способность моего сына вызывать к себе преданность распространяется за пределы нашего народа? — Он заметил удивление Руфона. — У нас принято так называть молодых воинов, которых мы обучаем.

— Он вызывает такое отношение, потому что заслуживает его, — заверил Руфон. — Разве ты не слышал, как он спас моряков салкаров?

— Слышал, и от своих воинов, и от самого капитана Эльфторна. Он охотно рассказывал о своем спасении и о последовавших за этим событиях.

— Значит ты знаешь, что капитан… твой сын… может служить гордостью всего вашего народа. — Руфон неловко поерзал. — Время идет, милорд. Ты теперь предупрежден, но другие долины еще нет. Не пошлешь ли гонцов…

— Нет.

Руфон вскинул голову.

— Прости, что побеспокоил тебя, командующий. Мне до ночи нужно проехать еще немало миль…

Варнел поднял руку, призывая к спокойствию, в то же время он негромко рассмеялся.

— У тебя характер такой же горячий, как у Горного Сокола. Успокойся, Руфон из Морской Крепости! Я не пошлю вестников, потому что уже сделал это.

Руфон покраснел.

— Прошу прощения.

Фальконер снова рассмеялся, на этот раз громче.

— Не нужно. Я дразнил тебя. Садись. Даже наемникам нужно время, чтобы свернуть такой большой лагерь.

Огромная тяжесть словно спала с плеч Руфона.

— Вы отправитесь со мной?

Главнокомандующий кивнул.

— Все, кроме выздоравливающих, которые останутся охранять деревни, и вестников, о которых я говорил. Я много слышал о Морской Крепости и Рейвенфилде и хочу взглянуть на них собственными глазами. Мне бы не хотелось, чтобы эти земли были захвачены, а их жители перебиты.

Тарлах позволил своему усталому телу соскользнуть вдоль стены, пока не сел на платформу. Он закрыл глаза и попытался забыть о том ужасе, что уже почти месяц заполняет его жизнь.

Но сразу же открыл их. Бесполезно. Реальность слишком жестока, и одним желанием и волей от нее не избавишься.

Все казалось странно спокойным. Защитники настолько устали, что не могли даже поблагодарить тех, кто принес им еду и питье, а султаниты почти не шумели, убирая своих мертвецов. «Им не нужно разговаривать, — тупо подумал Тарлах, — эта работа теперь стала для них привычной».

Да и ему все слишком знакомо.

Капитан приподнялся и посмотрел вправо и влево вдоль платформы. Слишком много отсутствует тех, кто стоял на ней почти пять недель назад, когда султаниты начали первый натиск. Стена, которую соорудили так торопливо, оказалась превосходной защитой, но не могла защищать всех бесконечно, отражать все удары и стрелы. Конечно, не все отсутствующие мертвы. Большинство просто ранены, но немало воинов отправилось занимать свои места в Залах Доблестных.

Тарлаха охватил приступ горя, когда он подумал о тех, кого больше никогда не увидит в мире живых.

Есть ли среди них Рорик? После последней схватки лейтенанта унесли вниз с копьем, пронзившим тело. Такие раны в грудь не обязательно смертельны, но все же очень многие от них умирают, даже те, о ком заботится Дария.

Если лейтенант умрет, Тарлаху будет его очень недоставать. Впрочем, как и всем будет не хватать мастерства и храбрости Рорика. Какой бы ни была его рана, на стену он больше не вернется. Либо умрет, либо придет подкрепление и султанитов отгонят задолго до его выздоровления.

Очень многие могли бы покинуть бой из-за ранений. Не было ни одного бойца, на теле которого не оказалось бы раны, и мало кто из соколов остался невредимым. Большинство ранено неоднократно, и раны такие, что при других обстоятельствах воина давно бы заменили.

Но здесь такой возможности нет. Пока солдат держится на ногах и способен отражать нападение, пока боевая птица может летать и сражаться, они должны оставаться на месте.

Самому Тарлаху до сих пор везло. Во время осады он получил с полдюжины ран и порезов, но они не ограничивали его боеспособность и даже почти не причиняли неудобств. Ничего похожего на то, что он назвал бы болью. Хвала Рогатому Лорду, Бросающий Вызов Буре тоже невредим.