Ольга Ружникова - Изгнанники Эвитана [Дилогия]

Будто после смертельной дозы подействовало противоядие! Ральф Тенмар — злобный змей. Не зря у него на гербе дракон. Но и Ирия — дочь еще той змеюки! И внучка Каролины Ордан.

Пожалуй, стоит злиться почаще! Присутствие врагов должно вызывать ярость. А что еще — не вопли же о пощаде? Слабого в подлунном мире не щадят, а топчут.

А вот старик — побледнел. Безжалостный вершитель правосудия опешил, откинувшись на спинку старого, как он сам, кресла. Целый долгий миг Ирия наслаждалась чистой победой. Или грязной.

— Ты…

— Я — Ирия Таррент!

— Конечно! — герцог дико расхохотался.

Впору принять за сумасшедшего и испугаться. Если бы Ирия уже не видела говорящих привидений с мистическими Свитками Судьбы наперевес. А еще — сыплющего угрозами Роджера Ревинтера и ледяную скользкую змею — его папашу. А до кучи — королевских солдат, везущих семью Таррентов в Ауэнт. На смерть…

А еще ведь были желтолицые монахини из аббатства святой Амалии. Злющие не хуже этого старого пня.

А трусливый шакал братец? А мачеха — гадюка чище самой Ирии?

…Бездыханное тело отца на полу кабинета…

…Ледяная келья и родная мать с кинжалом…

Что уж тут даже упоминать о благородном и безобидном оборотне без тени?

По собственному лицу змеится едкая усмешка. Подождем, пока старый истерик прекратит дурацкий смех. Потерпим.

Ирия слишком устала, чтобы бояться — кого бы то ни было. Хватит!

— Значит, дочь Карлотты? — резко оборвал собственный хохот старик. — И, сударыня? У вас есть доказательства?

— Найдутся! — отрезала Ирия. — Живы те, кто знал об этом. И уж тем более — живы друзья и родственники посвященных в сию… омерзительную историю. Увы, правдивую.

Прости, дядя Ив! Но тебя старый мерзавец убить не посмеет. А дочери Карлотты нужно намекнуть хоть на кого-то. Она и так, как могла, отвела от тебя угрозу, заявив, что «посвященных» — целая шайка.

Получай против себя личный заговор, старый кретин! А если еще не кретин — станешь им после такого разговора. Если б не ты — мама была бы сейчас совсем другой!

— Конечно, клятва для Карлотты — звук пустой…

Вот ты и раскололся, гад ползучий! Мама, при всех ее, мягко выражаясь, недостатках, слово не нарушила…

Чем же она клялась — здоровьем Сержа? Первый сын всё-таки был ей дорог?

Карлотта Гарвиак сдержала клятву. Но тебе, старый мерзавец, об этом знать незачем!

— И прислала ко мне самую похожую на себя дочь, разыграв ее смерть? И зачем же, юная особа? Чтобы отправить меня вдогонку за вашим не слишком умным папенькой?

— Не вам рассуждать о его уме. И я его не убивала… — Не будь ее голос сам по себе столь усталым — следовало бы его таким сделать. — Это — дело рук моих мачехи и брата. Совместное.

Не исключено, что старый пень… то есть истинный рыцарь и столп благородства Ральф Тенмар не упустит столь соблазнительный случай отомстить нарушившей клятву Карлотте. А какой удар сильнее обвинения ее сына в отцеубийстве?

Это было бы хорошо. Слишком, чтобы такая авантюра удалась. А жаль…

Ирия — ужасная дочь… Но чувство вины перед матерью не возникло. Карлотта тоже пожертвовала. Невинно осужденной — ради преступника. Как раньше принесли в жертву Эйду — «во имя блага семьи».

Так что будет просто великолепно, если теперь справедливость восторжествует. Вот только вряд ли — на то она и справедливость. И старый хрыч тоже вряд ли заглотит столь вкусную наживку. На то он и старый, на то и прожженный.

— Это — правда? — прищурился вышеозначенный хрыч. Очевидно, переваривая выгоду от столь интересной новости…

Хорошо бы!

— Клянусь Творцом, — вздохнула Ирия.

— Поклянись своей любовью к моему сыну.

Приехали! Поверил-таки. Вот только как теперь быть? Можно клясться тем, во что не веришь, доказывая ложь. А вот ложью, отстаивая правду…

— Клянусь всем, что для меня дорого. Клянусь памятью вашего сына!

— Подойди сюда… графиня. Сядь! — старик указал на обитую синим сукном скамеечку у своих закутанных ног.

Вблизи это одеяло — тёмно-бордовое. Как засохшая кровь.

Ну что хрычу еще надо? Оставит он Ирию в живых или нет?

Вблизи его лицо — еще страшнее. Изборожденное морщинами и бесчисленными красными жилками.

Склоняется.

Когтистая птичья лапа цепко стиснула подбородок гостьи:

— Страшись, если лжешь!

Ощущение, что шипящий голос исходит не из почти безгубого старческого рта. Из самих угольно-черных глаз с почти алыми белками. Горящих больным лихорадочным огнем.

В молодости эти глаза наверняка были красивы. А доживший до старости Анри стал бы копией этого дряхлого злобного коршуна?

А сама Ирия — чьей? Карлотты?

Возможно, смерть в юности — не самое страшное зло. Но прежде времени в Бездну всё равно — неохота.

— Я не лгу.

Ни единым словом. Анри был Ирии дорог.

Был. И есть.

Она вздрогнула, встряхнула головой, смахивая слезу и отгоняя ее верных, неразлучных сестер… Еще бы удалось разжать и невидимый ледяной кулак, стиснувший сердце! А заодно — тоже ледяные, но вполне живые жесткие пальцы, острыми клещами впившиеся в подбородок. Ладно хоть не в горло!

— Боишься?!

— Нет, — честно ответила девушка, в упор глядя в уставшие ненавидеть глаза.

Чужой старик, вцепившийся тебе в челюсть, не страшнее любимого человека, подписавшего твой смертный приговор. Ничуть не страшнее. Вот если мерзавцу еще что в голову придет…

Но герцог-коршун уже разжал хватку:

— Налей вина.

Ирия бросила на него малость ошалевший взгляд. Лицо еще ощущает следы его пальцев. Не исключено, что завтра проявится синяк.

Ну и змеи с ним! У Эйды когда-то синяки не только на лице были… А сама Ирия в детстве вечно ходила в царапинах — и ничего.

— Налей вина… графиня! — чуть раздраженно повторил старик. Махнув рукой куда-то в сторону наглухо задрапированного окна.

А, вот — трехногий столик рядом с портьерой. Шедевр работы очередного сверхталантливого мастера веков ушедших.

Столешница сливается с полутьмой комнаты. Смутно темнеет бордовый графин. Под цвет стариковского одеяла.

— И себе, — добавил Ральф Тенмар.

Жидкость цвета очень темного рубина наполняет высокий прозрачный бокал. Один из пяти, выстроенных в ряд на лакированном столике. Издали их не видать — как и батальную сцену на подносе. Только совсем вблизи.

Разглядишь тут что лишний раз — если старик свечи экономит.

И гардину на окне вряд ли отодвинут до весны, а жаль! Там, наверное, сейчас ясная и звездная зимняя ночь. Или зимний вечер, или утро.

Темнеет зимой рано, а рассветает поздно. Ирия с этой болезнью совсем запуталась со сменой дня и ночи.

Если она выживет сегодня — настежь распахнет в комнате все рамы. Если, конечно комнату гостье еще оставят…