Виктор Харп - Беглец

Ханна открыла зажмуренные веки. Перед ней, уткнув руки в бока, стояла смуглая воительница с копной косичек на голове, одетая в такой облегающий серебристо-черный костюм, что, казалось, голой она выглядела бы скромнее.

— А может, и съем, — задумчиво продолжила незнакомка, сняв хлыст с гвоздя на столбе. — Идем.

— Не пойду! — отшатнулась Ханна.

Плетеный ремень рассек воздух и обвился вокруг ее шеи. Рывок, — и полузадушенная девушка, хрипя, повалилась ничком. Воительница, поставив ногу на спину упавшей, сняла с ее шеи петлю. Прошипела, занеся хлыст:

— Глупые людишки, как же я вас ненавижу! Кому ты перечишь?

— Не сметь, Шойна! — раздался от двери окрик. — Подними ее.

— Я сама, — Щепка до жути не хотела, чтобы к ней прикасалась эта чудовищная тварь в женском облике.

В широком дверном проеме стоял высокий светловолосый человек в простом дорожном плаще, сером от пыли. Ханну продрал озноб от ощущения властности, исходившей от незнакомца.

Когда девушка вышла наружу, спиной ощущая хищный взгляд следовавшей позади воительницы, то едва не умерла от страха: рассеченный трещиной двор был заполнен молодыми, лет двадцати-тридцати, людьми в жреческих плащах или воинских панцирях.

Ханна не могла бы сказать, что же ее напугало: никто не метал расплавленное железо, не гремел мечами, но лица многих из этих людей были настолько холодны и отрешенны, что казались нечеловеческими. Демоны, — поняла девушка. Такое же равнодушное лицо она видела у той девушки, что убила трактирщика прикосновением.

Над лежавшим на земле посиневшим трупом склонились двое Гончаров — их Ханна опознала по цепям с круглыми, усыпанными самоцветами знаками. Еще один жрец, с кругом без камней на груди, выделялся среди всех морщинами и сединой — это был плечистый старик с гордой осанкой и надменным взглядом. Светловолосый господин, который остановил плеть Шойны, подошел к нему.

— Будете присутствовать на допросе свидетелей, неофит Дорант?

— Избавьте меня хотя бы от этого, Верховный, — поморщился старик.

— Разве вам не интересны подробности деяний вашего внука? Он убил уже третьего Гончара, выкосил сотни жизней.

Дорант вздернул подбородок:

— У меня нет внуков!

Властное лицо светловолосого смягчилось улыбкой, но прищуренные голубые глаза оставались пронзительно холодными.

— Неужели? Что ж… Великий Эйне милостив, неофит Дорант. Он давно наградил бы вас духовными детьми, если бы вы не медлили десять лет в постижении тайн Сущего. Я мечтаю о дне, когда вы станете полноправным Гончаром. И я не многим предлагаю присутствовать при работе дарэйли Мариэт.

Он кивнул на рыцарей, уносивших труп жреца в дом. Девушка, шедшая позади них, оглянулась, но Ханна не разглядела ее лица под накидкой, да и в глазах потемнело от мысли, что жрец собрался допрашивать мертвеца.

Одарив собеседника мрачным взглядом, старик отвернулся. Он выглядел среди всех, как глыба, брошенная в болото. Почему-то Ханне стало его жаль, хотя жалеть теперь надо было ее саму: тот, кого старик назвал Верховным, направился к ней.

После недолгого допроса служанке приказали не уходить со двора. Она и не посмела: Шойна глаз не спускала с нее, околачивалась поблизости и недвусмысленно похлопывая свернутым хлыстом по ладони.

Ханна, полуобморочная от страха, чуть не лишилась сознания, когда старик, неслышно подошедший сзади, положил ей ладонь на плечо:

— Не бойся, девушка. Я спросить хочу.

Она кивнула.

— Ты его видела, — тихо сказал седой неофит. — Какой он?

— Кто?

— Юноша, который убил жреца.

— Он не убивал. Тот сам умер, я видела, — шепнула Ханна.

Старик помолчал, сжав сухие губы в нитку. Отвел взгляд.

— Как он выглядит, тот демон?

— Не похож он на демона ничуточки. В драной рубахе пришел, а у этих всех — доспехи богатые. И он не такой красивый. Обычный парень, темноволосый, сероглазый. Совсем еще мальчишка, а уже седой клок в волосах. Разве демоны седеют? И еще… — девушка запнулась, не зная, стоит ли говорить всякие бабьи глупости, но ее собеседник смотрел тепло, по-отечески, и она выпалила: — Он показался мне очень одиноким. Чужим для всех… Вот как вы, сьерр, — вырвалось у Ханны, и она прикусила язык.

Непонятный старик вздрогнул, но больше ни слова не сказал. Опустил голову и отошел.

Верховный Гончар не стал рисковать и преследовать беглецов по горячим следам. Гибель уже третьего брата в Сущем за столь короткое время показала, что нахрапом ожившего Ардонского Львенка не возьмешь. А масштабы и бессмысленность гибели сотен беззащитных селян ужаснула даже иерархов.

Если на прямой удар Райтегор отвечает подобным, никого не щадящим сопротивлением, то тактику придется изменить. Понять, в чем заключается сила Райтегора — значит обезвредить его наверняка и сорвать планы враждебного Линнерилла.

По счастью, утром Шойна выполнила хотя бы часть приказа и быстро разыскала нового хозяина: Верховный находился всего лишь в полусотне верст от села, и переговоры с узурпатором Нертаиля уже закончились. Дорант Энеарелли подписал мирный договор, уступив все завоеванные территории с условием, что на них будут восстановлены обители Гончаров. Жрецы Эйне, несмотря на недовольство слуг Единого, получили доступ и к Лабиринту, а это было главным.

Худое лицо Сьента осунулось — которая уже бессонная ночь кряду выпала. Да и, если вспомнить, все десять лет с тех пор, как провалился план "Ардонский лев", Верховный неустанно мотался по развалившейся империи от Золотых гор до Закатного моря, занимался сплошной политикой вместо того, чтобы постигать тайны Сущего в горной обители.

Зато его землистая кожа обрела здоровый цвет, потерянный было в пещерах, синяки под глазами исчезли, а волосы перестали казаться пожухлой соломой и приятно золотились, забранные сзади в хвост, перевязанный ремешком. Но в последние дни здоровье снова пошатнулось: видимость молодости не отменяла почти семидесяти прожитых лет, а заниматься собой было просто некогда.

Интуиция подсказывала: это только начало. И только от Гончаров зависит, не станет ли оно началом конца Подлунного мира, если выходец из Лабиринта продолжит с такой же легкостью убивать жрецов и освобождать дарэйли, не понимая, чем это грозит.

Или, наоборот, прекрасно понимает? Ведь даже глоток свободы не прошел для дарэйли Шойны бесследно: она не до конца выполнила приказ, заигралась и слишком поздно подала условный сигнал Авьелу. Если бы не это, Райтегор уже перестал бы быть для Сьента проблемой номер один в мире.

— Клянусь, господин, я не могла предположить, что парализующий яд так быстро потеряет силу! — хрипя едва восстановившимся горлом, оправдывалась Шойна. — Моим жертвам достаточно одного укуса, чтобы обездвижить их на сутки, а для любого из дарэйли — двух, и я дважды укусила принца. Если бы трижды, то могла убить, а вы приказывали не убивать. Может быть, сказалось то, что перед этим он был отравлен сонным зельем, и яды частично нейтрализовались?