Виктор Харп - Беглец

— Aardenner… — прошептал демон, выглядевший уже вполне нормальным, черноволосым и черноглазым мужчиной лет двадцати пяти.

Паттер опустил руку с символом Единого, прохрипел, глядя на меня:

— Что… что ты ему сказал, Лостер?

Шатаясь, я побрел к нему. Сила оставила слишком слабое для нее человеческое тело, и жить резко расхотелось: откат. Вопрос, откуда мне и это известно, я немедленно отогнал. Неужели начал привыкать к тому, чтобы не задавать ненужных вопросов?

— Я сказал, старик, что он теперь навсегда свободен.

Если честно, то я сказал что-то вроде: "Иди к черту, Ринхорт! Во имя Сущего, ты свободен, урод!"

— Что же ты наделал, Лостер, — простонал смотритель. — Что ты наделал!

— Что?

— Он же сущее зло! Демон на свободе, без контроля жрецов… Да он всех убьет, и начнет с нас!

— Пусть только попробует. Я тоже демон, если что.

— Ты? Ты это мне брось, Лостер, — старик пошевелился и поморщился от боли. — Какой из тебя демон? Так, демоненок.

— Aardenner… — вздохнул за спиной демон уже с какой-то грустью. Он поднял меч с земли, вложил в ножны. Сказал: — Где ты живешь, старик? Перевязать тебя надо. Я же не зверь какой. Меня зовут Ринхорт, я — дарэйли металла. Можешь считать меня демоном, но не скажу, что мне это сильно нравится. Дарэйли — не демоны.

— А ты себя видел когда-нибудь со стороны? — поинтересовался я.

Так мы оказались в сторожке смотрителя втроем.

Ринхорт, разорвав найденные в сундуке тряпки на полосы, наложил лубки и перебинтовал старика. Царапины от когтей на груди раненого оказались неглубокими, и, управившись со смотрителем, едва не ставшим постояльцем доверенного ему кладбища, Ринхорт отправился захоронить жреца.

Пока он ходил, я под наставничеством смотрителя впервые в жизни растапливал очаг, кипятил воду в котелке и варил похлебку из скудных запасов. Сторожка быстро наполнилась дымом, чадом и запахом горелого. Отложив ломоть хлеба в сторону, я ограничился половиной миски варева. Желудок не вывернуло, и я решил, что теперь-то точно жить буду.

Рыцарь — а существо, по внешности ничем сейчас не отличающееся от человека и закованное в полный доспех, трудно называть иначе, даже если это вчерашний раб — вернулся уже за полночь. Видно, глубоко жреца закапывал, — подумал я. Но увидев, что он привел пятнистую собаку с обрубленным хвостом взамен убитого им пса, проникся уважением к демону.

Когда измученный старик уснул, Ринхорт спросил:

— И что теперь?

— Что? — зевая, переспросил я.

— Куда ты собираешься идти? Или решил всю жизнь помощником кладбищенского смотрителя работать?

— Пока он не поправится, придется.

— Не придется — набегут другие дарэйли. Следы остались. И тебе не жить, и старику.

— И что бы нас в покое не оставить, зачем мы с дедом нужны вам? — равнодушно спросил я, но сон как рукой сняло: тут было от чего насторожился.

— Теперь уже не "вам", а — им, — улыбнулся рыцарь. — Хотя бы затем, что ты освободил меня от рабства. Думаешь, они такое простят? Я уже не говорю о том, что убит Гончар.

— Не понимаю, почему ты сам не освободился, Ринхорт. С твоей-то силищей!

Он опустил голову.

— Это невозможно, принц.

— Я не принц! — с тихой яростью прошипел я.

И как этот дарэйли меня вычислил? Одного жреческого ножа, с которым я не расставался по дурости, для этого мало, да и был он уже не в моих руках, иначе Ринхорт не напал бы на старика. Нож можно потерять и найти. А кольцо я спрятал. И, даже если Ринхорт его почуял, пусть докажет, что оно имеет ко мне какое-то отношение. У меня что, на лбу написано "Принц Ардонский"?

Видимо, со злости вопрос этот был мной озвучен, потому как рыцарь ответил с язвительнейшей усмешкой:

— А ты себя видел со стороны?

Мстительный у него характер, оказывается. Запомним.

Дарэйли повел рукой в воздухе и выловил из пустоты серебряную полированную пластину с ладонь величиной. Протянул мне с той же кривой ухмылкой:

— На, полюбуйся.

В зеркале отразилась физиономия незнакомого, почти взрослого парня — бледная, худая, злобно перекошенная. На высоких скулах горел лихорадочный румянец. Темно-серые глаза налились кровью, губы презрительно морщились, неровно обрезанные черные волосы торчали во все стороны, а у правого виска словно воткнули серое перо. Похоже на седую прядь. Но на лбу — никаких надписей, между прочим.

— И что? — налюбовавшись на этого урода, я поднял глаза.

Ринхорт нахмурился:

— А ты не видишь?

— Что я должен увидеть?

— У тебя на лбу…

Я почти зарычал:

— Издеваешься?

— Тихо, тихо, — он поднял ладонь, и усмешка мгновенно соскользнула с его лица, как ящерка с камня. — Старика разбудишь. Не знаю, почему ты не видишь, но у тебя между бровей есть пятно с ноготь величиной. Бледное, почти незаметное. Такое же, как было у Ардонских львят. В смысле, у наследников Ионта Завоевателя. Все жрецы Эйне знают об этой особой примете.

— Никогда не замечал, — растерялся я. — Ни у себя, ни у брата.

И тут мерзкий демон захохотал, забыв о спящем смотрителе:

— Вот ты и попался! Легко же тебя обвести вокруг пальца, принц. Но я не выдам тебя даже под страхом смерти, — и дарэйли поклялся, положив ладонь на рукоять меча.

— Мне плевать, выдашь ты или не выдашь! — сорвался я, вне себя от злости. — Я не сын ему! Я никогда не возьму его имени, никогда!

От обиды я даже отпираться не стал. Не ожидал от себя такой глупости. Впрочем, почему не ожидал? Те, кто украл у меня десять лет жизни, знали, что делали. "Надо срочно взрослеть, Райтэ. Иначе ты не справишься", — сказал я себе.

— Тебя будут искать под любым именем, принц. Меня прятали десять лет поблизости от Лабиринта как раз на тот случай, если выйдет тот, кто унес в подземелья жреческий нож императора Ионта.

Да, это была непростительная глупость — тащить с собой нож. Не надо было вообще брать его тогда из святилища. Но разве я знал, что этот кусок металла так легко отследить? Мне нужно было оружие. И случайно ли я умудрился его сохранить даже в другом мире? Значит, там он оказался мне полезен. А вот здесь — выдал.

— Какое же имя ты возьмешь? — полюбопытствовал дарэйли.

Я подумал. И решил, что возьму, даже если не дадут, имя деда по линии матери:

— Райтегор Энеарелли.

— Хорошее имя. Древнее. Тогда позволь мне сопровождать тебя в пути, Райтегор Энеарелли, куда бы ты ни направился. Делать мне все равно нечего, а так — занятие какое-никакое появится. Я еще не привык… к свободе.

Что-то не хотелось мне связываться с той черной шипастой горой железа, в которую в любое мгновенье мог обратиться Ринхорт. Но не бросать же его теперь. Вдруг еще на кого кинется? Демон есть демон, даже если он отпирается от этого нелестного имени. Да и кто может просветить меня о делах Гончаров лучше, чем их раб? Сам Гончар, разумеется, — тут же ухмыльнулся я. Желательно, Верховный. Но эту хищную мысль, отозвавшуюся в груди сладким трепетом предвкушения, я тоже запихнул куда подальше.