Рик Риордан - Кровь Олимпа (ЛП)

Сначала ребята выглядели разозленными, готовыми рвать и метать, однако с каждым новым словом Фрэнка и Хейзел их гнев, казалось, рассеивался. Было сложно злиться на них, ведь они оба плакали. К тому же… план звучал в точности как хитрый, сложный, невероятно раздражающий и благородный поступок в стиле Лео Вальдеса.

Наконец, Пайпер издала что-то между всхлипом и смешком.

— Будь он с нами, я бы его убила . Как он планировал принять сыворотку? Он же был один !

— Возможно, он нашел выход, — сказал Перси. — Мы же говорим о Лео. Он может вернуться в любую минуту. Тогда мы поочередно придушим его.

Нико и Хейзел обменялись взглядами. Им было лучше знать, но они промолчали.

На следующий день, второй после битвы, римляне и греки бок о бок очищали поле битвы и ухаживали за ранеными. Пегас Пират прекрасно восстановился от раны, нанесенной стрелой. Гвидо решил признать Рейну своим человеком. Лу Эллен неохотно согласилась превратить своих новых питомцев-поросят обратно в римлян.

Уилл Солас не говорил с Нико после произошедшего у онагра. Большую часть своего времени он проводил в лазарете, время от времени бегая по лагерю за дополнительными медпрепаратами и проведывая тяжелораненых полубогов. При виде его сын Аида чувствовал странный прилив меланхолии. Не исключено, что теперь Уилл считал Нико монстром — ведь он с легкостью позволил Октавиану запустить себя в космос.

Римляне обосновались у земляничных полей, где настояли на построении своего обычного полевого лагеря. Греки помогли им построить земляные стены и выкопать траншеи. Это было странно и клево одновременно. Дакота распивал Кул-Эйд с детьми из домика Диониса. Дети Гермеса и Меркурия смеялись, делились историями и нагло воровали вещи у всех подряд. Рейна, Аннабет и Пайпер стали неразделимы — ходили втроем по лагерю и следили за процессом его восстановления. Хирон, сопровождаемый Фрэнком и Хейзел, навестил римлян и похвалил их за храбрость.

К вечеру общее настроение более-менее поднялось. Впервые столовая была забита до отвала. Римлян приветствовали как старых друзей. Сияющий тренер Хедж знакомил полубогов со своим новоиспеченным малышом: «Эй, хочешь познакомиться с Чаком? Это мой мальчик, Чак!» .

Дочери Афины и Афродиты охали да ахали над оживленным маленьким сатиром, который размахивал пухлыми кулачками, пинался крохотными копытцами и блеял: «Бе-е-е! Бе-е-е!».

Кларисса, ставшая крестной ребенка, ходила за тренером по пятам, словно телохранитель, и время от времени бормотала: «Ладно, ладно. Отстаньте уже от ребенка».

Когда все собрались, Хирон вышел вперед и поднял кубок.

— Что нас не убивает, — сказал он, — то делает сильнее. Сегодня мы благодарим богов за нашу победу. За богов!

Полубоги присоединились к тосту без особого энтузиазма; их можно было понять: «Мы снова спасли богов, а теперь должны еще и благодарить их?».

Затем Хирон добавил:

— И за новых друзей!

— ЗА НОВЫХ ДРУЗЕЙ!

Сотни голосов эхом пронеслись по холмам.

У костра все поглядывали на звезды, будто ожидали внезапного возвращения Лео Вальдеса. Вот сейчас он заявится сюда на металлическом драконе Фестусе и зайдется своими банальными шутками. К сожалению, этого не произошло.

После нескольких песен Рейну и Фрэнка вызвали вперед. Им громогласно аплодировали как греческие, так и римские полубоги. Афина Парфенос, стоявшая на Холме Полукровок, засияла еще ярче, словно сигнализируя: «Эти дети мне по душе».

— Завтра, — сказала Рейна, — римляне возвращаются домой. Мы ценим ваше гостеприимство, учитывая то, что мы вас чуть не убили…

— Тебя саму едва не прикончили, — добавила Аннабет.

— Замолчи, Чейз.

— О-у-у! — хором провыла толпа. Потом все рассмеялись и задурачились. Даже Нико не смог сдержать улыбки.

— Так или иначе, — взял слово Фрэнк, — мы с Рейной согласны в том, что это знаменует новую эру дружбы между нашими лагерями.

Рейна похлопала его по спине.

— Это верно. На протяжении сотен лет боги пытались разделить нас, чтобы мы не сражались друг с другом. Но есть и другая, лучшая разновидность мира — взаимопомощь.

Пайпер встала с места.

— Ты уверена, что твоя мама — богиня войны?

— Да, МакЛин, — ответила Рейна. — Я все еще намереваюсь поучаствовать во множестве сражений. Но с этих пор мы будем сражаться вместе !

Толпа взорвалась радостными криками.

Чжан поднял руку, прося тишины.

— Вам всегда рады в Лагере Юпитера. Мы с Хироном пришли к следующему соглашению: между лагерями будет совершаться обмен — посещения по выходным, программы тренировок и, разумеется, неотложная помощь при потребности…

— А вечеринки? — спросил Дакота.

— Точно-точно! — поддержал его Коннор Стоул.

Рейна распростерла руки в стороны.

— Это само собой. Ведь мы, римляне, и придумали вечеринки.

Прогремело еще одно протяженное «о-у-у!».

— Поэтому, спасибо вам, — завершила речь Рейна. — Всем вам. Оба лагеря могли пойти по тропе войны и ненависти. Вместо этого мы обрели дружбу и поддержку.

После она сделала нечто неожиданное, что больше походило на приятный сон.

Дочь Беллоны подошла к Нико, который, как обычно, стоял в тени, схватила его за руку и аккуратно вытянула на свет костра.

— У нас был один дом, — сказала она. — Теперь мы обрели второй.

С этими словами Рейна заключила Нико в крепкие объятия, и толпа одобрительно заревела. Впервые сын Аида не захотел отстраняться. Он уткнулся носом в ее плечо и усиленно заморгал, пытаясь прогнать непрошенные слезы.

Ту ночь Нико провел в домике Аида.

Он не особо любил это место и вовсе не горел желанием здесь ночевать, однако присутствие сестры заставило его передумать. С ней было весело и уютно — пускай он и оставался тут лишь на несколько дней, а Хейзел настояла прикрыть свою часть комнаты простынями для какого-никакого личного пространства, что делало помещение похожим на зону карантина.

Незадолго до комендантского часа пришел Фрэнк, и несколько минут они с Хейзел тихо о чем-то беседовали.

Сын Аида старался не обращать на них внимания. Он разлегся на своей койке а-ля саркофаг — остов из красного дерева, латунные вставки, кроваво-красные бархатные подушки и одеяла. При построении домика Нико отсутствовал, так что… нет , эти койки были не его идеей. Судя по всему, здешние дизайнеры принимали детей Аида за вампиров, а не за полубогов.

Наконец, Фрэнк постучал по стене рядом с кроватью Нико.

Сын Аида обернулся на стук. Чжан теперь казался таким высоким, таким… римлянином .

— Слушай, — сказал Фрэнк. — Утром мы покидаем лагерь. Я просто хотел поблагодарить тебя.