Вероника Горбачева - Сороковник. Части 1-4

Ящерка, сдавшись далеко не сразу, отпадает от браслета и задумчиво обозревает окрестности. И вдруг в стремительном прыжке взвивается вверх и влево. Крошечные мощные челюсти схлопываются. Не повезло стрекозе.

И ближайшей мухе тоже не повезло. Еды здесь достаточно.

Виновато покосившись на меня, ящерка сползает по склону камня и скрывается в густой траве. В полном обалдении смотрю ей вслед.

Может, она просто засиделась и ей нужно размять лапки? Вон, с каким восторгом она по сторонам смотрела. Любовалась. Ещё бы, столько дней в темноте добровольно просидеть, а до того — при умирающей хозяйке. Не сахар…

Да пусть побегает.

А если не вернётся?

Опять ты себя заранее накручиваешь. С чего бы ей не возвращаться? Ваня, она, между прочим, тебя выручать кинулась. Это ж не просто так. Похоже, она к тебе привязалась. Может, заодно считает тебя… мамой? Ну, да, уныло думаю, под сердцем выносила, выходила, выкормила… Откормила. У Галы вроде бы она была намного меньше. Тусклее. И плоская абсолютно. Признаков жизни даже не подавала, только цвет меняла в зависимости от Галиного настроения…

Я разминаю затёкшие ноги, обуваюсь и даже рискую пройтись по почти высохшей траве. Каменный стол заметно разогрелся под солнечными лучами, я снова на него присаживаюсь и, когда из травы высовывается знакомая зелёная морда, вытягиваю навстречу ногу. Ящерка ловко вспрыгивает на сапог и вскарабкивается по мне наверх. Блаженно плюхается пузом на камень. Греется. Даже глаза прикрывает.

— Ну — говорю осторожно, — и как мы будем жить дальше? Кстати, спасибо. Ты молодец.

Она недовольно приоткрывает глаз. Закрывает. На морде прописано: отвали, не видишь — наслаждаюсь…

Даю ей минут пять покейфовать. Затем решительно заявляю.

— Хватит, подружка. Хорошего понемногу. Пора нам и… — Она разворачивается и злобно фырчит. — Эй! Это ты мне, что ли?

Она припадает к земле, как рассерженный динозавр, яростно бьёт хвостом. Я на всякий случай отодвигаюсь.

— Да что случилось-то? Что не так? Обидела тебя?

Удары хвостиком вправо-влево не прекращаются.

— Я хотела только сказать, что уходить пора, подруга, у меня дел полно. Ты же хорошая девочка, умница, собирайся …

Кажется, в меня сейчас плюнут.

— Да ты… — Опешив, встаю. — Ну и оставайся здесь одна. Ты просто невоспитанная… Да объясни толком, чего ты хочешь? Я не понимаю!

Она раздувается от злости, пыхтит, топчется, и неожиданно становится лазорево-синей. И прямо-таки хмурится грозно. Похоже, действительно пытается объясниться. Ой, думай, Ваня, срочно думай, пока не покусали. Цвет она сменила… синий… голубой… А-а! Цвет сменила!

Неожиданно для себя самой фыркаю. На меня сходит озарение.

— Так ты — мальчик! Точно, пацан. Ну, прости, поняла. Прости. — Ящерок хмуро отворачивается. — Раз уж ты такой умный, может, как-нибудь сообщишь, как к тебе обращаться теперь? Не могу же я всё время «Эй!» кричать, это невежливо, в конце концов. Как тебя Гала называла?

Он нехотя поднимает ромбовидную головку. Янтарные глазки полны печали. Смена настроений у него стремительная, как и он сам… Как я быстро, однако, стала называть его «он»! И как он храбро кинулся меня защищать, даже перекинулся в гадюку, правильно рассудив, что ящериц змеи едят, и напугать их можно только в таком же змеином теле… Малыш малышом, а сообразил!

— Неужели Гала так и не дала тебе имя? Бедный мой безымянный рыцарь… Тогда иди сюда. Иди-иди, не бойся. Сейчас будет торжественная церемония раздачи имён.

Ящерок вспрыгивает на раскрытую ладонь, посматривает с любопытством. Оглядываюсь в поисках подходящего предмета.

— Только не бойся, — повторяю. — Ничего опасного. Просто небольшой красивый обряд.

Он упорно старается скосить глаза на стрелу в моей руке, но когда очи расположены по обе стороны головы, это как-то затруднительно. Символически касаюсь плоской стороной наконечника правой и левой лапок в области воображаемых плеч.

— За храбрость и верность посвящаю тебя в рыцари ордена мангустов. И будешь ты прозываться в честь непобедимого героя и воителя, и будут все звать тебя — сэр Рик Снейкиус. А для меня и для друзей ты будешь просто Рикки. А я буду твоей дамой сердца… э-э, ведь просто так ляпнула, а ведь и правда… ладно, просто прекрасной дамой. Буду провожать в походы, махать вслед платочком и позволять себя при необходимости защищать. Встаньте, сэр Рик. Поздравляю.

Вроде он и не преклонял до этого колена, да и нет у него колен, но так полагается говорить после посвящения: встаньте, сэр такой-то! Будем соблюдать традиции. И, кажется, новоиспечённый сэр доволен.

— Вот что, Рикки. — Обращаюсь строго, чтобы сразу дать понять, кто есть кто и больше не позволять шипеть и плеваться. — Это хорошо, что ты объявился, но мне бы хотелось, чтобы ты был у меня на глазах и, в то же время, не особо светился перед другими. Ты зачем-то нужен Маге, значит, ты ценен? А вдруг за тобой ещё кто-нибудь начнёт охотиться? Так что прячься, но имей в виду, не очень приятно знать, что ты — где-то там у меня внутри, это как-то брр… Ты же был у Галы на руке; может и сейчас прикинешься татушкой? Не слишком тебе неудобно пребывать в плоском состоянии?

Он хитро прищуривается. Вскакивает на запястье и обвивается вокруг, уплощается, сливается с кожей. На мгновение бугорками вспучиваются глазки, один игриво мне подмигивает. Длинный изогнутый хвост прячется под браслетом. Вот и всё.

— Потрясающе, — говорю совершенно искренне. — Захочешь побегать — предупреди, а то я на первых порах буду дёргаться, пока к тебе не привыкну. Знать бы, что ты ещё умеешь, кроме как оборачиваться… Мне ведь даже и расспросить о тебе некого.

И сердце у меня вдруг щемит при воспоминании об Аркадии и Лоре. Жалко, что больше не увидимся.

Однако, действительно, пора идти. В дорогу, конечно, ещё рановато, придётся ждать до завтра, но на сегодняшний день у меня есть кое-какие планы. Не будем зря терять время. Окидываю прощальным взором степь. Над ней дрожит марево — влага испаряется, тянется вверх прозрачной дымкой. Струйки паров конденсируются над плоским камнем, с которого я недавно слезла, уплотняются, приобретают объём, очертания… Знакомое лицо. Знакомая фигура оборотника. Даже пёрышко белое в волосах. Даже глаза, бесцветные поначалу, начинают синеть.

— Аркадий? — растерянно спрашиваю. Но от звуков моего голоса призрак вздрагивает, оплывает и растекается по каменной поверхности.

— Рикки? — А на кого мне ещё думать? — Признавайся, это твоя работа? Я только спросила, что ещё ты можешь, и вот, пожалуйста…

Под браслетом слабо трепещет. И меня на какое-то время перемыкает, как было однажды, когда Мага снимал с меня ментальный блок.