Вероника Горбачева - Сороковник. Части 1-4

— Хотел бы я знать, о ком или о чём вы подумали при первом выстреле, — глубокомысленно замечает он. — Привели же вы себя тогда в нужное состояние? Можете, дорогая, и безо всякого урона для своей чести. Для них это такая же тренировка, только не с учебным оружием, а с боевым. Войдите в их положение: ребятам, как и вам, нужна практика, а лучников здесь немного.

Ассасин уже надел железную перчатку и нетерпеливо притоптывает ножкой.

— А если…

— Если промахнётесь? Так я же рядом. Подлечу. А им не привыкать.

Задумавшись, перебираю оставшиеся стрелы. Ближайший ко мне викинг презрительно сплёвывает. Второй ассасин, что ближе к щиту, разочарованно отворачивается. Ах, так?

Надо только снова себя взвинтить: вспомнить, например, как умирал Аркадий из-за паршивого дротика паршивых сатиров, вспомнить оскаленные желтозубые морды, представить их здесь, на месте этих экзотов. И тогда легко получится жахнуть в каждого.

Три выстрела в одного: в глаз, в лоб, в грудь. Второму тоже нечего простаивать: получи, браток, в обе ноги и… тоже в лоб. Успеешь? Почему-то я уже не боюсь. Чую, что всё делаю правильно.

— У-у, — говорят одобрительно сзади. Сэр Джон торопливо занимает позицию сзади, оберегая мою спину от чересчур энергичных хлопков. Ассасины-тени церемонно кланяются и возвращают мне стрелы. Глаза довольно блестят из прорезей масок-шлемов. Замечаю над бровью когтевладельца глубокую кровоточащую царапину, к которой уже тянется из-за моего плеча голубой протуберанец. Сэр Джон на посту, верный своему слову.

— Однако, — говорит он, и в голосе его явное одобрение. — Ваш первый наставник не тратил времени зря. Какая жалость, что он оставил ваше обучение…

— А может, сэр Джон… — я перевожу дух. Последнюю серию провела в повышенном скоростном режиме, и поэтому до сих пор трясутся руки. — Может, он захотел сменить методику? И, по примеру некоторых своих коллег, решил предоставить мне действовать и думать самостоятельно? Может, он выбрал политику…

И вспоминаю давешний сон.

— … невмешательства, — договариваю упавшим голосом. Потому что эта версия тоже имеет право на существование.

— Невмешательства, — странным тоном повторяет за мной сэр. — А знаете, дорогая, в этом что-то есть. Хотя и несвойственно для школ боевых искусств, но хороший Наставник всегда в развитии, и ничто не мешает ему менять методы, экспериментировать… Я должен извиниться перед вами, леди Ванесса. Моё суждение о поступке сэра Васюты было слишком поверхностно и торопливо.

Он вежливо приподнимает шляпу. Он действительно извиняется, и почему-то это трогает меня до глубины души. Слишком это не похоже на холодное формальное «прости» Маги, вот почему.

Представление закончено, и благодарные зрители снова преображаются в воинов. Мой щит быстренько очищают от стрел и приспосабливают для метания дротиков. Мальчики работают.

Руки у меня всё ещё дрожат, и поэтому я вежливо отклоняю предложение сэра позавтракать вместе. Ссылаюсь на то, что хотела бы ещё помедитировать, набраться энергии, а на самом деле просто боюсь, что начну ронять ложку или, чего доброго, расплещу тот же чай из кружки. Не знаю, что уж там воображает себе сэр, но только он, пряча улыбку, советует:

— Неподалёку отсюда… посмотрите через дорогу, леди, видите старый пирамидальный тополь на той стороне? Буквально в десяти шагах от него обнаружите несколько больших плоских камней, они словно созданы для любителей медитаций. Уютный уголок под открытым небом, для магов любой специализации. Местные знают об особенности этого места и не станут вас тревожить. И не забудьте проставить таймер.

И мне приходится брести к этим камням: раз уж придумала отмазку, надо отрабатывать. Но отдохнуть, действительно, не помешает. Ноет каждая мышца. Вы думаете, что в стрельбе из лука задействованы только руки? Работает всё: плечи, спина, шея, пресс, ноги… Стреляешь не оружием — стреляешь всем телом. Так и учил меня Васюта.

Кое-как перебираюсь через дорогу. Грязи достаточно, и приходится долго вытирать испачканные ноги о сырую траву. Хорошо ещё, что ушла из замка в сапожках, а не в чём полегче. Трава не только мокрая, но и высокая, штанины мгновенно промокают до колен, холодно, неприятно, но солнце уже разжаривается, и, думаю, как-нибудь высохну.

Вот и камни: большие, круглые, плоские, как столешницы, мне по пояс. Вскарабкиваюсь на ближайший, скидываю сапоги и оставляю сушиться, а сама усаживаюсь по-турецки. Лук пристраиваю стоймя сбоку, колчан — поблизости, чтоб был под рукой, и ещё остаётся место для трёх Ванесс — вот какой широкий камушек. Справа и слева от меня по два таких же, каждый метрах в пяти. Пустые. Ну, если кто и заявится… гкхм, помедитировать, то мы друг другу не помешаем.

Поёрзав, устраиваюсь поудобнее, закрываю глаза. Сейчас мы изобразим из себя йога, вспомнить только, как их обычно на картинках изображают. М-м-м…Что я хорошо помню из начального курса, так это мудру «Лотос». Красиво и к месту, и весьма подходит к паладиновской методике набора солнечной энергии. Значит, так: ладони напротив сердца, пальцы лепестками развёрнуты наверх, тянутся к солнцу, впитывают его, — это и есть цветок лотоса. Солнечная энергия от лепестков перетекает к сердцу — сердцевине цветка, пробуждая мудрость и любовь, и оттуда разносит их по всему телу, а потом и вниз, к корням. Камень, на котором сижу — это мой — Лотоса — плоский лист на поверхности воды, а её тут много, вот она — сверкает бывшими дождевыми каплями на каждой травине. Здесь собраны силы четырёх стихий: Воды, Земли, Огня — солнца, — Воздуха, и я понемногу тяну от каждой. В другое время я или пришла бы в восторг от этой мысли, или ужаснулась, потому что известные мне маги подпитываются только от одного источника, а я, выходит, ото всего помаленьку, даже от лунного света могу. Должно быть, таково отличие Обережниц, и в этом нет ничего, возвышающего нас над другими. Просто мы такие. И берём, судя по всему, по чуть-чуть, много не можем, иначе быстро схватываем «передоз».

Подумав, я мысленно касаюсь кольца сэра Майкла, затем браслета на руке. Пусть всё лишнее сбрасывается сюда, накапливается. И тяну, тяну… И разливаю эту силу по себе. И…

Забыла поставить таймер.

Хотя для особо бестолковых Обережниц судьба иногда — видимо, из чувства жалости — посылает внешние раздражители. Я слышу приближающееся издалека хлопанье крыльев, карканье, и что-то шумно плюхается рядом.

— Карыч! — радостно вскрикиваю. — Карыч! Друг! Клеваться не будешь?

Он смешно подпрыгивает, трепещет крыльями и без лишних церемоний вспрыгивает мне на колени.

— Ты всё-таки бабник, Карыч, — говорю ласково, оглаживая ему спину. Он подставляется с удовольствием, мягкие перья так и льнут к ладоням. — Ну? Надолго сюда? Или пролётом?