Мария Мясникова - Бог из машины

Макс говорит, что разбил компьютер молотком.

— И не жалко было? — я бы точно не смогла, наверное.

— Да что-то проснуться в каком-нибудь глупом шутере не хочется, — бурчит парень. Он и сам не рад принятому решению, но поезд уже ушел.

— Да ладно, жил бы себе в Симсах или Обливионе, неплохая альтернативка.

— Издеваешься? — неодобрительно косит невнятной расцветки глазом гость, — кстати, смотрите, что принес.

Из кожаного рюкзака торжественно извлекается древний радиоприемник и под невидимые фанфары водружается на стол.

— Еще работает, — радостно объявляет Макс.

Проф задумчиво потирает ручки и предлагает «опробовать» технику. Макс, воодушевленной важностью возложенной на него задачи, что-то подкручивает и ковыряется припасенной отверткой. Приемник издает невнятные хрипы и реанимироваться не спешит.

— Кто ж тебе сказал-то, что работает? — спустя десять минут зрелище увлеченного Макса уже немного раздражает. Профу-то ничего, он читает очередную брошюру по практическому шаманизму, ему не до скучающей молодежи.

— Вот, все, — приемник решил восстать из мертвых, а Макс честно вытирает трудовой пот.

По радио, между тем, объявляют очередные нерадостные вести. В Красноярске людей атаковал некий своеобразный вирус: инфицированные становятся агрессивными, нечувствительными к боли, промышляют каннибализмом. Что-то мне это напоминает.

— Трындец. Вот и зомби Апокалипсис, — резюмирует Макс. Спасибо, милый, что бы мы без тебя-то делали.

— Мирочка, детка, сделай погромче, — командует проф.

Дикторский голос, приятный глубокий баритон, предполагает, что вирус передается через кровь, зараженных следует изолировать, так как инкубационный период длится не больше получаса. Затем репортах внезапно, как каникулы, прерывается.

Мы тут же, не смотря на протесты Макса, обращаемся к независимым источникам — блоггерам Рунета. Поисковик услужливо высвечивает кучу ссылок. Проф подслеповато щурится, снимает стекла, протирает и вновь цепляет на длинный нос — зрение у него стало слабоватым.

Зомби нашествие в Красноярске на коротких видеороликах выглядит жутко: потерявшие всякий человеческий облик антропоморфные твари пожирают себе подобных. Пытаются пожирать: человеческие зубки не сильно располагают к таким подвигам.

Кто-то пишет, что эпидемия началась с городской больницы, другие источники докладывают, что покойники восстали прямо с кладбища и первой жертвой стал сторож. Зато все сходятся в том, что эпидемия началась три дня назад и развивалась стремительно, в геометрической прогрессии. В настоящий момент, зомби составляют почти одну восьмую населения. Красноярск вынужденно оцепили войсками, при этом не выпускают никого. Большинство выживших забаррикадировались в западной части города.

Некоторые сводки сухие, как с фронта, но волосы все равно встают дыбом, какие-то сообщения пугают эмоциональностью и истеричностью, и они еще хуже. Детей в детском садике сожрали заживо, помощь подоспела слишком поздно; в большом офисе оказался инфицированный, «перекинулся» и укусил с десяток жертв, по улицам бродят бесхозные зомби. Счастье еще, что из Ромеро получился никудышный предсказатель: никто из живых мертвецов не бегает с криками: «Мозги, мозги!». Хотя и передвигаются зараженные вполне шустро, да и не устают.

— Пожалуй, стоит запить, — решает проф. Слова у нашего доктора наук не расходятся с делом: из буфета тотчас достается пыльная бутылка предположительно хорошего вина. Мыть бокалы, старые, сохранившиеся еще с советских времен, конечно, приходится мне. Грязные мужские шовинистические свиньи!

— Думаю, по чуть-чуть будут все, — примеривается ко мне профессор. И, действительно, наливает на самое донышко, так, что в спаивании несовершеннолетних его не смог бы обвинить самый пристрастный адвокат.

— Вакх, Вакх, эвоэ, — половина вина поливает полузасохшую герань на подоконнике. Как по мне, несколько подхалимски.

— На всякий случай, — стыдливо поясняет проф, поймав мой недоуменный взгляд.

Макс, никого не дожидаясь, заливает в себя полный стакан, потом недовольно бормочет, что сейчас и «по сто грамм беленькой не повредило бы». Как он домой собирается, алконавт несчастный?

Пригубляю вино, оказавшееся довольно неплохим, прикрываю глаза. Надеюсь, Дионис не оскорбится отсутствием жертвы в его честь: мне не хочется добивать несчастную герань.

Антону ничего не наливают, он у нас мебель.

Разошедшийся Макс предлагает разбить бокалы «на счастье», но тут уж не согласен мой сосед — они дороги ему как память.

— Кстати, молодой человек, уже комендантский час, — вспоминает проф.

— Ничего, — бесцеремонно отвечает тот, — у вас перекантуюсь.

Да, такого и захочешь, а не выставишь за дверь.

Профу ничего не остается, как согласится — не отправлять же гостя одного по темноте, а такси вызывать тоже не вариант. Ладно, комендантский час, но ведь можно на таксиста без головы натолкнуться. Есть у нас теперь в городе такая фишка: призрачный водитель, на вид обычный дядька, увозит своих пассажиров, и никто их больше не видит. По поверью считается, бедолаги приезжают прямиком в преисподнюю.

На часах ровно десять, от новостей устал даже неугомонный проф, поэтому мы просто бездумно поедаем трофейный тортик. Так себе, кстати, слишком много взбитых сливок и мало сгущенки, наоборот вышло бы вкуснее.

Везде горят свечи, разгоняя торжественный полумрак. На зеркале, в котором скрылась до сих пор не появившаяся вновь капризница Пиковая Дама, отражаются маленькие отблески огоньков. И ярким пятном светит неунывающий экран монитора: комп, проверено на опыте, выдернув из неработающей розетки или нажав на нужную кнопку, выключить не удалось.

Вдобавок, у кудесника соседа издевательски, нарушая законы физики, мерцает настольная лампа — реквизировать в пользу бедных, что ли.

Профессор предлагает сыграть в шахматы, и Макс, ничтоже сумяшеся, соглашается: он не знает, что у старика разряд. Я, наученная горьким опытом, отказываюсь: все равно дело быстро заканчивается моим разгромом, как бы ни старалась.

Втыкаю в уши наушники, звук на полную громкость — на сей раз группа Кино с вечно живым Цоем, «Хочу перемен». Перелистываю, попадаю на Rage с песней «No Regrets». Символизм замучил донельзя, все, баста, хватит — с этого часа (десять двадцать два вечера — знаменательный момент) торжественно клянусь: слушаю только попсу, и чем попсовей, тем лучше!

Мама приходит чуть позже, недовольная — хотя с чего бы, я же предупредила, куда ухожу — кисло приветствует профа и забирает меня домой. Дома темно, хоть глаз выколи, потому что фонарик — один, а оставлять свечи мама побоялась — вдруг загоримся. Тетя Света давно ушла к себе, так что можно спокойно ужинать и ложится спать.