Eldar Morgot - Дорога Смерти

— Не иначе.

Неужели Рокапа слышит смех в голосе потустороннего существа? Душа Миранды, или что там осталось от ее живой сущности, не может сама общаться с живыми. Для этого Умеющие, как Гуранда, вызывают демонов-носителей, с помощью которых умерший может снова говорить. Архиведьма сглотнула слюну. Так что это не Миранда перед ней, а лишь оболочка, существо из-за Грани, медиум, который дал вселить в себя падший дух Проклятой сестры… Раздавшееся хихиканье заставило Рокапу усомниться в собственных знаниях. Слишком уж похож этот смех на подобный, только у Гуранды.

— Ага, — проговорил насмешливый скрипучий голос, — мы же сестрички. Сестрички, сестрички! Она же тут?

— Да, — подтвердила Рокапа.

— А как там душечка Сарис, которую я нянчила вот такой малюткой, — черные сполохи раздвинулись, когда бестелесные прозрачные руки показали Рокапе, как они нянчили маленькую Сарис. Правда, она уже была большой девочкой… А ты, Рокапа… Красуля, как и прежде. Говори, с чем пришла.

Рокапа решила, что потом будет размышлять, зачем Миранда вспомнила про Сарис…

— Нази, — проговорила Миранда, и архиведьма с трудом сдержала крик. — Она же сестренкой была Сарис, правда? Ах, извини… ты спрашивай, спрашивай. Только давай как в старинных сказочках: на неинтересные вопросы отвечать не буду. А на каждый твой вопрос я буду задавать свой. И ты уж потрудись, отвечай. Иначе я уйду. Да и больно находиться тут. К тому же демончик этот, хоть и молодой, но…

Миранда не договорила, потому что прозрачное тело выгнулось, и на какой-то невообразимо короткий миг появилось нечто черное, с рогом на лбу и с горящими огненными глазами. Архиведьма отшатнулась. Но в следующее мгновение Миранда снова смотрела на архиведьму. Рокапа уже различала черты лица, искривленные губы и клоки волос. Затем все исказилось, поменялось, заиграло черно-серыми красками. Демон. Молодой и нетерпеливый.

— Почему каджи хотят уничтожить Ламиру? — спросила Рокапа.

— Уничтожить? — засмеялась Миранда. — Дурочка ты, Рокапа. И сестра моя Гуранда дура, что привела тебя сюда. Впрочем, честь по чести: вопрос задан, надо отвечать. Месть, обычная месть.

— Месть?

— Месть и власть, дурочка Рокапа, — голос Миранды усилился, задрожал, — ведь нет ничего слаще мести, уж я то знаю! Жаль, не успела всех порешить тогда. Но удачные моменты ведь были, признай! Вспомни!

— Да, — призналась Рокапа, думая о Сарис и Марех, — я помню… Как явилась ты феей прекрасной юной девушке во сне, чтобы обмануть чистую душу.

— Чистую? — хохот Миранды заметался в черном пламени. — Будь она, эта изменница, чистых кровей, то не поверила бы мне. Ах, как велико было ее желание братцев своих названных спасти. Так ведь и спасла же, в конце концов. Братьев было трое, а потом, — Миранда захихикала, — молва людишек сначала сделала из них пятерых, затем семерых, и, наконец, целых одиннадцать, ха-ха! Удивительно, как это человековское отродье не умножило их на все сто! А Роин…

Столько животной ненависти было в голосе падшей, что Рокапу бросило в дрожь. Король Роин…

— … не заплатил за все сполна. И прислужник его, Ваче Ныряльщик, ушел от моей мести. Хотя и сдох чуть позже от рук других человеков. Ты слушай, слушай, милая. Но если бы удалось мне тогда отплатить сполна, то не достал бы меня ублюдок Вачев по имени Зезва! Поплатилась я за собственную беспечность, ах как поплатилась…

Миранда умолкла. Архиведьма кусала губы. Черный огонь тихо бесновался вокруг.

— А вы? — тихо продолжила Миранда. — Как отвернулись от меня… И теперь вызываешь душу мою да вопросы задаешь? Каджи? Или ты не знаешь сама, кто такие каджи? Или ты не знаешь, что Нестор лишь слуга?

— Слуга?

— Все-таки дура ты, архиведьма, — мстительно захихикала Миранда. — Ах, приятно-то как…

— Месть, значит, — Рокапа словно и не заметила обидных слов. — На что они надеются? Старые времена не вернешь, Каласская Стена бурьяном поросла!

— Бурьян можно скосить, — хохотнула падшая кудиан-ведьма. — Ты бы в Эстан съездила, что ли.

— Эстан? Что ты хочешь этим сказать, я не… — Рокапа запнулась, широко раскрыла глаза.

— Видишь, — веселилась Миранда, — сколько ценной информации может мертвая сообщить, ха-ха. А как там мой любимый мальчик Гастон? Красавчик с разноцветными глазками.

Рокапа вздрогнула. Гастон?

— Большим человеком стал, не так ли? — голос Миранды заметно ослабел. — А сестричка его, не сгнила еще полностью? Нет? Ха-ха-ха… Мораль: пожилым людям нельзя в помощи отказывать, никогда. Тяжесть поднести пару кварталов. Хи-хи.

Гастон Черный? Разве у всесильного Теневика была сестра? Рокапа кусала губы, мучительно размышляя.

— Отвечай, архиведьма, твой черед!

— Гастон здоров. Про сестру я ничего не знаю.

— А знаешь… — Рокапа уже напрягала слух, чтобы услышать Миранду, — для чего каджам конь Лурджа?

— Что? — вскричала Рокапа, бросаясь вперед.

Поздно. Черное пламя заклубилось, заметалось, и демон-носитель Проклятых душ снова возник перед потрясенной архиведьмой. Свернул глазами, полными боли и огня. Исчез.

И зашелестели голоса.

— Ушла.

— Много говорила.

— Устала.

— Бедненькая.

— А мы все так же голодные.

— Почему нельзя вот эту сожрать?

— Она живая.

— Это ничего, рано или поздно попадет к нам…

— Такие всегда попадают к нам!

Рокапа пришла в себя от того, что кот терся об ее ноги и мурлыкал. Архиведьма с трудом повернула голову и тут же вскрикнула от дикой боли, пронзившей все тело. В следующий миг ее уже рвало в предусмотрительно подставленный Гурандой тазик. Умеющая заботливо поддерживала ведьму и гладила по черным волосам, бормоча ласковые слова и хмурясь.

Кот отошел от Рокапы и принялся тереться о ноги хозяйки. Затем принюхался, возмущенно фыркнул и ушел в угол, откуда еще долго и возмущенно наблюдал, как Гуранда хлопочет над извивающимся телом гостьи.

Мягкий свет снова полился из влажных стен. Одинокая капля монотонно барабанила по маленькой лужице. Кот закрыл глаза. Нужно поспать, ведь он так устал…

Зезва потрепал Толстика по холке, успокаивая. Но рыжий скакун, только начавший приходить в себя после недавней потери хозяина и счастливого обретения его заново, упорно не хотел успокаиваться. Он тревожно прядал ушами, косился по сторонам, храпел и бил копытом, брызгая грязью во все стороны.

— Да что с тобой такое? — шипел Зезва, поднимая плетку и тут же опуская ее. — Видишь, это кнут. Добротно сделанный кнут. Как дам сейчас по колбасным местам, живо уважать меня научишься! Боевой скакун, едрит твою кобылу. А если атака? Тише, на живодерню отправлю, курвин корень!

Толстик покосился на кнут и обиженно притих, всем своим видом показывая, что ни в какую атаку идти не желает. Ныряльщик в сердцах сплюнул в грязь.