Кристофер Раули - Меч для дракона

– Они отравили генерала Гектора.

– Это явно сделал какой-то сипхистский шпион.

– Кто бы это ни сделал, – махнул рукой Пикил, – генерала отравили в Квэ. Я знаю, что мои люди больше туда не вернутся. Мы вообще должны побыстрее добраться до Урдха и отплыть домой.

Как Пэксон ни старался, ему так и не удалось переубедить кадейнца.

Генерал Пэксон чувствовал себя несколько неуверенно. Он не напрашивался командовать легионами. Они были далеко от дома, в чужой стране. Если легионы разделятся, они могут погибнуть поодиночке. И виноватым в этом окажется он, генерал Пэксон. Кроме того, Пикил запросто мог оказаться прав. Если местное население поддержит сипхистов, северянам нелегко будет выбраться отсюда живыми.

И все-таки Пэксон чувствовал себя виноватым, оставляя Квэ на растерзание врагу. Он думал о своих жене и детях, находящихся сейчас в форте Далхаузи. Генерал благодарил Великую Мать, что они в безопасности, вдалеке от всего этого безумия. Он надеялся, что ему удастся к ним вернуться.

Как раз в то время, когда генерал Пэксон кончил завтракать и его легионы снова двинулись на юг, в городе Урдхе проснулась Рибела из Дифвода. Она вернулась в город поздно ночью после неудачной попытки прорваться в Дзу. Река так и кишела пиратами, которые, прельстившись возможностью безнаказанно пограбить, дружно примкнули к сипхистам.

Вернувшись, Рибела узнала об отравлении генерала Гектора. Эту весть ей привезли посланные Пэксоном гонцы из числа талионцев. Судя по его сообщению, командование Кадейнского легиона вело себя далеко не лучшим образом. Рибела даже подумывала бросить все и отправиться навстречу частям. Она бы живо вернула им боевой дух. Но ведьма тут же припомнила декрет Императора Розы, категорически запрещавший магическое воздействие на армию. Моральный ущерб от таких действий, по мнению Имперского Совета, будет куда больше любого тактического выигрыша.

В итоге Рибела решила действовать по-другому. Они все еще не знали, что на самом деле творится в Дзу. Настала пора раскрыть эту тайну.

Она послала Лагдален за едой и за дюжиной живых мышей. Затем подготовила необходимые разделы Биррака, лишний раз повторила склонения и объемы, которые могут ей понадобиться. Рибеле уже доводилась пользоваться этим заклинанием, но повторить никогда не помешает. Предстояло произнести тысячи магических слов, а память человеческая может и подвести. Даже если это память Великой Ведьмы.

Отправившись в конюшню, Лагдален предложила мальчишкам-конюхам пару серебряных монет, чтобы они поймали ей дюжину живых мышей. Мальчишки сперва ничего не поняли. Они никак не могли прийти в себя от встречи с женщиной, не одетой в гаруб, которая, однако, свободно, пусть и с ужасающим акцентом, говорила на улде. Но потом их взгляды устремились на предлагаемое им серебро, и уже через несколько минут Лагдален получила мешочек, в котором копошилась дюжина мышей.

С шевелящимся мешком в руках девушка прошла на кухню, где позаимствовала у повара буханку хлеба и немного растительного масла. Теперь она могла вернуться к Рибеле.

На лестничной площадке она нос к носу столкнулась с леди Инулой, одетой только в ночной балахон и белые домашние тапочки.

– Великая богиня, что ты делаешь здесь в такой час? Сейчас же едва рассвело. – Инула вела себя так, словно сама она всегда вставала в это время. Из мешка Лагдален донесся писк. – Там у тебя мыши?

– Да, леди, – кивнула Лагдален. – Извините, но мне надо идти.

Рибеле не понравится, если ей придется долго ждать свою помощницу.

– Ну конечно, конечно… – задумчиво глядя на девушку, кивнула Инула.

Не оборачиваясь, Лагдален поднялась на самый верх, туда, где находилась выбранная ведьмой комната. Сейчас в ней было темно и полным-полно дыма. На специально принесенном сюда по просьбе Рибелы белом алтаре курились благовония с лапсумом.

– Спасибо, милочка, – сказала Великая Ведьма. – Выпусти мышей на пол и размочи хлеб в масле. Вскоре они будут очень голодными.

Лагдален развязала мешок, и мыши бросились врассыпную.

Но Рибела уже поднесла к губам несколько серебряных трубочек, играя на них не слышную человеческому уху мелодию. Мыши замерли, как вкопанные. Не мигая, они влажными, похожими на черные жемчужины глазками глядели на ведьму.

После того как она сыграла им короткую песенку, они послушно уселись перед ней двумя рядами, словно школьники перед своим учителем.

Эта трогательная картина поразила Лагдален до глубины души. Даже после всего, что ей довелось повидать в обществе Лессис, девушка не уставала поражаться могуществу Великих Ведьм.

Подхватив мышек, Рибела подняла их на алтарь, где они тут же встали в круг вокруг дымящейся кучки лапсума. Взявшись зубками за хвосты друг друга, они сплошным кольцом закружились по алтарю.

А Рибела уже начала страстно читать магические формулы Биррака. Голос ее то затихал, то гремел, понемногу сплетая заклинание в одно неразделимое целое.

Лагдален же стояла у двери как завороженная, наблюдая за творящимся волшебством, готовая в любой момент накормить неутомимо кружащихся на алтаре мышей.

еди Инулу ввели в покои принцессы Зиттилы. Принцесса завтракала, и ее вовсе не порадовало такое беспардонное нарушение привычного утреннего ритуала. Но Инуле Зиттила многое прощала. Жена северного торговца была, разумеется, невоспитанной дикаркой, но она искренне старалась услужить, понравиться и даже быть принятой в Круг Дочерей Гинго-Ла.

Подобное желание было бы смешным и абсолютно несбыточным, если бы леди Инула не являлась источником драгоценной информации об Аргонате и Островах Ведьм. Как это ни печально, но Зиттила не располагала там никакими достоверными источниками. А раз так, ей приходилось полагаться на Инулу.

Кроме того, оставался еще вопрос о молодой девушке-дикарке, необходимой для жертвоприношения великой богине. Принцесса даже намекнула Инуле, что, раздобыв такую девушку, она заслужит богатую награду, и, может быть, ее даже примут в Тайный Клан тех, кто поклоняется Гинго-Ла – Матери со стальными руками, носительнице гибели, богине ураганов.