Александр Воронков - Темный век. Трактирщик

— Так, хлопцы, всё с вами ясно! По-немецки понимает кто?

Как выяснилось, немецкую речь худо-бедно разумели почти все, а потому я доверил груз русоволосому парнишке лет тринадцати-четырнадцати, показавшемуся наиболее сметливым.

— Как твоё имя, хлопец?

— Зденко, ласкавы пан!

— Держи рыбу, Зденко. Пока проводишь меня, а после вместе вернёмся в обитель святого Бенедикта. Заодно местную ратушу покажешь. Вот, держи, — выудил я из кармана бронзовый "огрызок" монеты. — Вечером ещё получишь.

— Счастлив служить, щедрый пан!

— Меня Макс зовут. Можно — "мастер Макс". Пойдём потихоньку, ещё кое-что прикупить нужно…

Бросая завистливые взгляды на Зденко, его менее удачливые товарищи вновь разбрелись поодиночке и попарно, а мы вдвоём продолжили поход за покупками.

Побродив по рынку ещё с полчаса, я загрузил своего юного помощника, помимо рыбы, ещё кувшинчиком уксуса и маленьким мешочком желтовато-серой соли, судя по йодистому запаху — морской. Через плечо у него, как бандольера, повисла связка репчатого луку.

В доме шорника пришлось посетить магазин, совмещённый с мастерской и жильём, где я приобрёл солидных размеров кожаную сумку с чересплечным ремнём, напоминающую помесь ягдташа и сумки от противогаза, а также местный кошелёк-мешочек со смешным названием "киса-омоньер". Часть медно-бронзовой мелочи незамедлительно перекочевала в эту самую "кису", что не замедлило положительно отразиться на процессе моего передвижения по улице: до того штаны постоянно норовили коварно сползти вниз…

Найти на рынке лавку, торгующую специями, оказалось не таким лёгким делом, как я представлял: пришлось дважды обойти все ряды, пока, наконец, в одном из закоулков мы ощутили запах смеси сухого перца, имбиря и кулинарной гвоздики. Аромат доносился из-за полуприкрытой двери, возле которой дежурил мордоворот ярко выраженной кавказской внешности, вооружённый узловатой кизиловой дубинкой и с кинжалом на поясе. Безмолвный страж отодвинулся, пропуская меня внутрь помещения, но тут же вновь занял свою позицию, преграждая путь моему носильщику. Ишь ты, и тут дресс-контроль имеется!

Внутреннее убранство "торговой точки" составляли высокий стол с писчими принадлежностями и аккуратно сложенной стопкой листов пергамента и небольшие медные весы-"коромысло" рядом с деревянной коробочкой миниатюрных разновесов: самая крупная гирька на вид была не тяжелее семисот-восьмисот граммов, а самая мелкая — грамма два-три. По бокам стола стояли четыре сундука, покрытые узорчатыми паласиками, явно служившие не только тарой, но и сидениями, а у торца находилось х-образное полукресло с подлокотниками, но совершенно без спинки. Стену украшал ковёр перекрещенными под маленьким круглым щитом копьём и восточной кривой саблей. У противоположной стены находились три топчана, бочка с водой (о чём свидетельствовал зацепленный за край ковш) и пара здоровенных кувшинов.

— Захади, джанэ, захади!

Хозяин лавки — жилистый невысокий широкоплечий армянин лет сорока, обросший бородищей, поверх которой висела на серебряной цепочке медная пластина пайцзы, кинулся ко мне, как к родному, жестикулируя так, что его широкие синие рукава плескали, будто голубиные крылья.

— Чего ищешь — всё атыскаем! Хочешь — есть перец красный, хочешь — есть белый! Имбир есть, киндза сухой — тоже есть, немножко покушал — целая ночь с красавицей хорошо! Инжир есть, лукум, тархун-трава: всё такой сладкий, как невинный дэвочка!

"Э, знакомая манера! Насмотрелся я в своё время дома на таких вот "гостей нашего города". Надо же: века проходят, а манера поведения — всё та же. Купец этот — ещё, вроде, нормальный: торгует себе, никого не цепляет…"

— Здравствуй, уважаемый! Смотрю, торговля твоя процветает: вон какую лавку занимаешь! Судя по ароматам, выбор пряностей у тебя хорош. Может, и для моих нужд отыщется что-нибудь полезное и недорогое…

— Канэчна, атыскаем! Ещё никто не сказал, что у Хачика есть бэспалезный тавар! Гавари, чего хочешь, будем пасматреть! Астанешься доволен!

— Лист лавровый нужен, горчица и чёрный перец — зёрен примерно тридцать. Есть у тебя такое?

— Есть, канэчна. А тебе что — сразу всё надо? — насторожённо спросил купец. — Сильно много стоить будет.

— Не дороже денег. И потом: мы же почти земляки, а земляк земляка не обманет, и лишнего не возьмёт, правильно? — Я перешёл на русско-армянский "суржик", к которому привык с детства во времена жизни в Закавказье.

— Э, какой земляк, аткуда земляк? У нас в Карсе, да и во всём Вананде таких не встречал… И говоришь не совсем по нашему! Как тебя зовут, джанэ, аткуда приехал?

"От Волги до Кавказа всяко ближе, чем до Чехии, так что в некотором роде мы с торговцем действительно — земляки".

— Вот где-где, а в Карсе не бывал, но в Армении жил, да. Ереван знаешь?

— Эривань? Эривань знаю, почему не знаю?

— Вот там я и жил. Моего отца — Михаила Белова — там многие помнить должны. — "Ага. Только лет через пятьсот-шестьсот. Десять "календарей" батя в солнечном Закавказье в погонах оттрубил, да тринадцать — "выслуги". — Сейчас он снова домой в Штальбург вернулся, ну а я вот сюда попал. Максом меня зовут, Максом Беловым.

— Купец? С караваном прибыл? Почему я про караван ничего не слышал? И где этот Штальбург? В Империи?

— Нет, уважаемый Хачик-джан, не купец я. Сюда один явился, чтобы на жительство осесть, да своё заведение открыть, бог даст. Кухарь я, как здесь говорят. А по нашему — кулинар. Что до Штальбурга — не ты первый такие вопросы задаёшь. Не в Империи сей город, напротив — далеко на Востоке…

— А, тогда понятно! Я на Восток не ездил почти: персы с монголами постоянно воюют, дороги неспокойны: то войску попадёшься на пути, то кочи перехватят, а через Железные ворота и вовсе не пройти. Быстрее морем до Таны доплыть, а уж оттуда по монгольским землям каравану весьма безопасно: в улусах всякий ханскую пайцзэ чтит! — Хачик гордо выпятил грудь, поглаживая медную пластинку. — Земли здесь не бедные, но погоду Господь им дал не самую лучшую: толком ничего не растёт: ни инжир, ни гранат, ни лавр: про перец и не говорю — его и в благословенный Карс издалеча привозят… Обидно, да? А мне не обидно. Я сюда два хурджина специй привожу, а через три месяца обратно с хурджином денег возвращаюсь. Потому, что умный: ни с кем не воюю, со всеми торг веду, и свой доход получаю.

— Очень мудро поступаешь, Хачик-джан. Однако всё-таки давай вернёмся к твоим товарам…

— И к твоим деньгам, джанэ!

Через минуту на столе были разложены три горшочка с горчичными зёрнами коричневого, жёлтого и зелёного цветов, кожаный кисет с горошинами чёрного перца и целый веник покрытых увядшей листвой прутьев лавра.